Неудержимая. Моя жизнь - Мария Шарапова

Начали мы с упражнений на растяжение и на восстановление силы. У меня было такое ощущение, что у меня появилось совершенно новое плечо, все еще онемевшее от пузырчатой упаковки и клейкой ленты. Мне надо было восстановить силу и подвижность. Естественно, что я обо всем этом неоднократно слышала и была готова. А вот к чему я не была готова, что оказалось для меня полным сюрпризом, так это к боли. Нестерпимой боли. Я испытывала ее каждый раз, когда поднимала полуфунтовые гантели и делала простые упражнения. Но у меня не было права на отдых или на нытье. Продолжалось все это много-много дней. И каждый последующий день походил на предыдущий. Серые облака, плохое настроение и дожди, которые время от времени шли по вечерам. А где-то был мир, который продолжал вращаться без меня, в котором выигрывались турниры и на центральных кортах которого поднимались кубки. И все это происходило так, как будто мое отсутствие никого не интересовало, как будто меня вообще никогда не было. Мне казалось, что меня вычеркнули из моей собственной жизни или не пускают в собственный дом.

Для работы со мной привозили множество тренеров и специалистов по физиотерапии, но плечо болело непереносимо, и восстановление продвигалось очень медленно. Операцию мне сделали в октябре 2008 года. К Рождеству я уже была на корте и пыталась ударить по мячу (получалось это очень плохо). Все было каким-то чужим, а под «чужим» я подразумеваю «неправильным». Мне было больно и мерзко. Сила моя куда-то исчезла. Вместе с гибкостью. Вместе с амплитудой движений. Когда я пыталась подать, то не могла завести руку за плечо достаточно далеко, чтобы сгенерировать необходимую силу. Но постепенно я вновь научилась бить по мячу и вынырнула из этой боли и депрессии, правда, совершенно другим игроком. Моя подача больше никогда не была похожа на ту, которая была у меня в возрасте семнадцати лет. Она была не такой стабильной, не такой свободной, не такой расслабленной.

Мне надо было укорачивать движения. Я знала об этом, но ничего не могла с этим поделать. Я не чувствовала себя в своей тарелке ни на корте, ни в собственном теле. Так что же я делала зимой 2008 года во время этих жалких утренних тренировок? Я училась заново играть в теннис. Теперь мне приходилось больше рассчитывать на хитрость и стратегию. И собственная подача для меня теперь была менее важна, чем прием подачи противника. В результате в некоторых аспектах я должна была стать лучше, а в некоторых – хуже. Но в любом случае мне надо было учиться побеждать поновому.

Отец организовал несколько тренировочных матчей. Ничего хорошего из этого не получилось. Я впала в какое-то паническое настроение. Ничто не радовало меня. Единственное, о чем я могла думать, так это о своем плече, о своем будущем, о своей игре. О плече я, кажется, уже сказала? Из-за него я не могла наслаждаться другими аспектами своей жизни – своими друзьями, семьей, едой, походами по магазинам, солнечными днями…

Мои родители сильно волновались за меня. Так же, как и Макс. И не по поводу моей игры – они все в один голос утверждают, что всегда были уверены, что я смогу вернуться, – а по поводу моего душевного состояния, моего умонастроения. Но, несмотря на всю любовь и поддержку, которую я получала от них, я казалась себе такой маленькой и одинокой. И все, что они ни говорили, не облегчало моего состояния. Поэтому я решила вернуться к своей детской привычке вести дневник, на страницы которого я могла излить свою печаль. И с течением времени он стал моим лучшим другом, единственным другом, которому я могла доверять, другом, с которым я могла делиться самым сокровенным.

Это стало поворотным моментом в моем выздоровлении. Я стала верить в то, что сам механический процесс письма может переучить твой мозг. Когда ты пишешь, то открываешь в себе некоторые мысли и чувства, которые иначе могли бы остаться спрятанными. Ты извлекаешь их на поверхность, где их легче понять и где с ними легче разобраться. Это все равно, что включить свет в темной комнате. То, что в темноте ты принимал за монстров, оказывается всего лишь безобидными тенями. Щелчок, и ты вновь возвращаешься к себе прежней, не такой возбужденной. А еще я стала верить, что таким же образом можно внедрять в свое сознание положительные мысли. Напиши их на бумаге, и все в порядке. И именно поэтому, если вы прочтете все эти дневники, которые я сохранила и которые помогали мне в написании этой книги, вы найдете в них множество фраз, которые на разные лады повторяют: «Ты можешь, Ты можешь, Ты можешь…» Больше всего в те моменты я думала о своей травме, разочаровании и боли.

Вот типичная запись из дневника:

Я совершенно расстроена! Видите, я даже не могу писать. Бог знает сколько времени прошло с начала реабилитации (по-моему, восемь недель), а я все еще на самом дне канавы в самом центре Америки. И мне совсем не кажется, что моему плечу становится лучше. Это непрерывная борьба. Я делаю все, что в моих силах. И тем ни менее я постоянно ощущаю пустоту внутри. Я знаю, что все поменяется к лучшему, что я смогу начать играть и буду вновь подавать без всякой боли, но в то же время мне кажется, что я пытаюсь обмануть себя, без всяких на то причин. Я каждый день вхожу в клинику и что же происходит? Я становлюсь сильнее? Это уменьшает боль? Сколько это еще будет продолжаться? На эти постоянные вопросы у меня нет ответов.

Пока я восстанавливала плечо, я пропустила слишком много турниров. В рейтинге я опустилась со своей достаточно высокой строчки на позицию во втором десятке. Мне пришлось пропустить Открытый чемпионат Австралии, а это значит, что я не смогла защитить свой титул чемпионки, и это было отвратительно. Это значило, что я в этом году я не пройду этим коридором и не увижу свою фотографию с кубком рядом с фотографиями других теннисисток, выигрывавших трофей до меня.

Играть я начала не раньше марта 2009 года. И начала в совершенно разобранном состоянии. Плечо болело, тело мне не повиновалось, подача пропала, я быстро уставала, но у меня был настрой вернуться в игру во что бы то ни стало. Сильнее всего ты начинаешь желать то, что у тебя когда-то было, а потом исчезло. Так что, пока я не стала игроком из первой десятки, я никогда не знала, как мне этого хотелось. И теперь больше всего на свете я хотела вернуть все назад.

На Открытом чемпионате Франции состоялось мое возвращение на сцену. Я специально к этому готовилась, но чувствовала себя ужасно. Дно показалось в мае, на каком-то подготовительном турнире в Варшаве, который проходил на худших грунтовых кортах, которые мне доводилось видеть в жизни. Я не хотела выступать на нем, но мне нужна была игровая практика. Я не могла заявляться на Открытый чемпионат Франции после столь долгого перерыва. Кажется, я выиграла пару игр и проиграла в четвертьфинале в матче, который я могла выиграть за явным преимуществом в любой другой момент моей карьеры. Меня победила Алена Бондаренко[71], теннисистка из Украины. Я смотрела ее послематчевую пресс-конференцию.

Помню каждое ее слово, как будто это было вчера. Мария потеряла скорость подачи; Мария потеряла силу; Мария потеряла свою игру; Мария ужу не та, что раньше; бла-бла-бла… Помню, как эти слова бежали внизу экрана на канале CNN. Это было именно то, что мне было нужно. Такие вещи резко повышают твою мотивацию. Конечно, я мечтала выиграть Уимблдон и Открытый чемпионат Франции, но теперь все перешло в другую плоскость. Я не только хотела выиграть, я хотела, чтобы Алена Бондаренко поперхнулась своими словами.