Такова торпедная жизнь - Рудольф Гусев

Сегодня дежурит капитан 2-го ранга Владимир Григорьевич Савво, а помощником у него капитан 3-го ранга Валентин Орехов. Первый уже завершает службу в ВМФ, второй — только что перевёлся из Владивостока в отдел эксплуатации, и ему не терпится поскорее войти в курс дела.

«Я уже в „стволе“, Валентин, — говорит ему Володя Савво, подготавливая ложе на продавленном диване, привезенном в институт ещё по репарации из Германии, — буду спать, как белый человек, раздевшись. Ну, а ты, в соответствии с Уставом и инструкцией — будь готов к немедленному отражению атаки вероятного противника. У тебя ещё всё впереди. Сколько тебе ещё трубить? Лет восемь? Пролетят, и не заметишь. Главное, Валентин, запомни, ты теперь в НИИ, научный сотрудник, а научный сотрудник должен быть обязательно слегка туповатым и кое в чём сомневаться. Тогда дело пойдёт». Валентин умел слушать. Он ещё не задавал вопросов, а уже выяснил кучу нюансов. «Ты должен быть туповатым ровно настолько, чтобы быть уверенным, что ты занимаешься наиглавнейшим делом. Сомнения же необходимы для объективной оценки сделанного — не спешить в бессмертные. Ну, и ещё нужно быть в меру ленивым. Не торопись исполнять указания, бумага должна вылежаться, дать сок. О них или забывают, или они оказываются ненужными. Ну, а сейчас, соверши-ка обход нашего заведения со всех сторон, в соответствии с инструкцией, которую ты читал. А я полежу…».

Валентин вышел на Обводный. Моросил дождь. «Пойду с тыла. — решил он, — так, вдоль Октябрьской железной дороги… А на другом её конце — Владивосток, полуостров Эгершельд, торпедный арсенал». Валентин взглянул на часы. Там народ уже на работу топает. Теперь направо, к Боткинской больнице. Опять направо, на Обводный. Валентин зорко смотрит, все ли окна закрыты, не лезет ли кто в форточку, не горит ли оставленный включённым свет. Нет ли машин с иностранными номерами, нет ли подозрительных прохожих. Нигде никого. Валентин ощупал пустую кобуру. И кто пойдёт в эту глушь? Нужно еще обойти главный корпус по коридорам. Внимание на урны, не тлеет ли что, опечатаны ли двери отделов. Всё в порядке. «Зайду-ка в адмиральский гальюн. Да, чистота. Не то, что в общем. Ну, теперь можно и назад, в рубку». Володя Савво уже громко храпел…

Валентин взял небольшую книгу, раскрыл. Книга называлась «Научная организация труда» Он углубился в чтение…

Рабочий день в институте начинался в 8.30, а завершался — в 17.25. Обеденный перерыв продолжался 43 минуты в разное время для разных управлений из-за малого числа посадочных мест в столовой и ограниченного числа официантов. Для пущей справедливости и исключения возможного революционного брожения, управления периодически менялись друг с другом временем приёма пищи. С учётом несвоевременного оповещения сотрудников в очереди всегда находились представители всех управлений. Это постоянно обеспечивало занятость стоящих в очереди ведением отчаянных перепалок. Иногда это становилось предметом бурных дискуссий и громких процессов вне стен столовой, частичных лишений ежеквартальных премий или званий «Ударников коммунистического труда». Нервная работа требовала подобных разрядок… Раз в квартал рабочий день увеличивался на две-три минуты из-за какой-то ежедневной недоработки в несколько секунд. О грядущем продлении рабочего дня писались многочисленные объявления, профсоюзные боссы без устали оповещали всех чуть ли не под роспись, но специальная засада в конце «длинного» рабочего дня всегда отлавливала одного-двух склеротиков, которые — наперекор всем — пытались уйти в 17.25. Отловленные также использовались для примерного наказания и громогласного перечисления в отчётных документах по случаю и без.

Это всё к тому, читатель, что распорядок дня в институте соблюдался строго, и поутру перечисленными выше путями народ стекался в угловую казачью казарму у Атаманского моста. В дверях, через которые можно было проскочить на коне, теперь установлен турникет и маячит фигура дежурного офицера Володи Савво. Он близорук, носит очки в золотой оправе и потому, чуть наклонившись вперёд, внимательно вглядывается в лица входящих, боясь пропустить начальника, чтобы оглушить его и окружающих командой «Смирно» и рапортом, что нигде ничего не случилось. После этого считай, что дежурная служба закончилась: в 11.00 смена. Сегодня народ опять в приподнятом настроении. По случаю пятницы. Сам по себе день не короткий, но впереди два выходных. Возможность же усечения рабочего дня никогда не отвергается. Правда, в пятницы отменены местные командировки, но зато планируются всякие партийные мероприятия, а это уже кое-что. Кто там будет считать по головам? Начальники отделов сейчас разбегаются по своим лабораториям. Для демонстрации подготовлены многочисленные бассейны, обеспечивающие гидродинамические исследования моделей торпед, подводных ракет; монументальная заглушённая камера, имитирующая безграничную среду, климатическая лаборатория и т. д. и т. п. Остальной учёный народ прямиком по длинному коридору идёт в секретную часть. Здесь в спецхранилище под названием «Чемоданная» за специальную бирку каждый получает свой рабочий чемодан с пятью (и не более!) рабочими тетрадями, затем в окошечке «Входящие» получает на исполнение документы, а в другом окошечке «Архив» берёт необходимую документацию, с которой можно списать мнение института по любому вопросу. На каждый «входящий» ударим «исходящим» — высший принцип исполнительности. Не будь «входящих», не все сразу вспомнят, чем им нужно заниматься…

Документы бывают разными. Те, что из руководящих небес, стоят на особом контроле и должны быть исполнены в течение трех-пяти дней. На другие даётся месяц. А третьи — прочитывают и отправляют сразу в дело. Документы, требующие большого объёма работы, регистрируют в плановом отделе и включают в план работы отдела. Социализм — это учёт.

Загрузив всё в чемоданы, научные сотрудники, покурив на трапе и обсудив все утренние слухи, расходятся по своим отделам и садятся за тяжёлые двухтумбовые столы на колченогие стулья. Младший научный сотрудник капитан 3-го ранга Слава Христофоров из 65 отдела систем самонаведения и телеуправления получил свой чемодан и собрался уже уходить, но был остановлен грозным окриком Айны Михайловны, гром-бабы, главным «секретным» начальником: «Христофоров! Отделу срочный документ. Пока нет начальника отдела, получите!» Слава мельком взглянул на документ, расписался в получении и направился в отдел. Собственно, он посмотрел только на резолюцию: «65 гол, 62, 61. Прошу срочно исполнить и доложить. А. Строков». Здесь, читатель, пока Слава идёт в отдел и читает документ, я вам расскажу, что из-за сложившейся структуры отделов торпедного управления по составным частям торпеды (аппаратура самонаведения, неконтактный взрыватель, силовая установка, приборы и т. д.) документы на исполнение адресовались сразу нескольким отделам. Головным исполнителем был тот, который указан первым. Это всегда усложняло его судьбу. Одно дело — дать абзац в ответ ученому соседу, другое дело — ходить по исполнителям, выбивать эти абзацы, редактировать, согласовывать, печатать, брать визы, докладывать. Поэтому исполнение документа начиналось с обсуждения, справедливо ли определён «головной» отдел. И не попытаться ли перекинуть его на другой отдел. В эту работу включились все наиболее эрудированные и «остепенённые» сотрудники. Поверженная сторона готовила ответную аргументацию. Неожиданно могло выясниться, что такой запрос уже был и ответ готовили совершенно другие сотрудники.