Седьмая встреча - Хербьерг Вассму

Не успел он произнести слово «Аминь», как матьбросилась на него и заколотила по нему кулаками. С ее губ срывались сдавленныепроклятия. Они становились все громче и наконец слились в вой.

Руки Эмиссара бессильно повисли, он принималудары и тяжело дышал. Все смотрели на них. Они были беспомощны. Наконецвмешалась бабушка:

— Рагна, милая, Рагна. Успокойся, дитя мое.Рагна. Рагна.

Но мать ничего не слушала. Она выла и билаЭмиссара в грудь. Била и выла. Эти удары глухо отзывались в сердце Эмиссара. Ноон продолжал стоять, не поднимая рук. Как будто не понимал, что она бьет именноего.

Ночью Руфь оказалась в Молодежном клубе.Эмиссар хотел дать ей свой мобильный телефон, но она его не взяла, потому чтодолжна была стоять на сцене и писать березовые ветки, расставленные в ведрах повсему залу. Нельзя было пропустить ни одного листочка.

Она могла бы попросить Йоргена пересчитать ихдля нее, но сообразила, что пересчитать столько листьев ему не под силу.

Эллин отец танцевал с Эмиссаром. У них на лбуи на висках вздулись синие жилы. Неожиданно в клубе оказались все жителиОстрова, в том числе и дядя Арон. Эллин отец размахивал косой с синей ручкой,он возглавлял толпу. Там собралось все селение, весь Остров, даже те, ктоникогда не бывал в Молодежном клубе.

Ленсман взял гармонь дяди Арона. Ремешок небыл застегнут, мехи растянулись с жалобным стоном. Стена рухнула, и толпаустремилась к лодочному сараю. Палки и косы сверкали на солнце. Странно, нопастор шел с ружьем.

Их было великое множество. Руфь стояла насцене и понимала, чем все это кончится. Плечом к плечу они прошагали по зеленойтраве, за спиной у них оставались затоптанные цветы журавлиного носа.

Отныне уже ничего не будет, как прежде. Отнынени у кого на Острове не осталось лица, думала Руфь. Только спины и косы. Онибольше ничего не увидят, потому что лишились глаз. От них шел пар. Как отсамогонного аппарата, какой она видела у дяди Арона. Теперь-то этот аппарат,наверное, давно разбился. Запах был отвратительный. Так пахнет самогон,подумала Руфь, стоя на сцене.

Ей хотелось начать писать, но она потеряласчет листьям. Глядя со сцены на людей, она почувствовала странное отупение. Ониникак не могли дойти до сарая, чтобы совершить задуманное. Только еще большепьянели и дичали, и их становилось все больше.

Миновав пустошь, они стали спускаться вдольбабушкиного картофельного поля. Они шли повсюду, гуськом или клином, как рыжиемуравьи. То они становились огромными, то крохотными. Стало темнеть, и пошелснег. Люди были сердиты и точили косы на оселках так, что звон стоял. В каждомвзмахе оселка рыдал Йорген, но этого никто не слышал.

Постепенно, по мере того как людьми овладевалаусталость, из них выходил самогон, они успокаивались, но продолжали идти, неповорачиваясь к Руфи лицом. Она знала, что сейчас произойдет, и была не в силахписать березовые листья, только стояла и смотрела.

Потом она оказалась на колокольне и смотрела,как они с востока идут через кладбище. На головы они натянули мешки для муки.Ни травы, ни могил не было видно, потому что мешки шли плотным строем. Руфьбыла Йоргеном и в то же время была собой.

— На нашем острове ни одна живая душа долго несможет прятаться! — кричали они ей.

— Йорген Дурачок! Йорген Дурачок! — кричалЭллин отец, он уже поднимался на колокольню и был так близко, что Руфиказалось, будто он кричит ей в ухо. о

Она почувствовала на своей ладони ладоньЙоргена, теплую и твердую, и поняла, что они должны сделать. Оконный проемрасширился, словно хотел помочь им. Потом им навстречу ринулись черепица икладбище.

Раскинув руки, Руфь и Йорген скользили вниз.Она испугалась и схватилась за петлю на веревке от колокола. Веревка обожглазапястье, и Руфь невольно ее выпустила. Они скользнули по разрушенной крыше,пролетели над нефом церкви.

Когда они пролетали то место, где не хваталодвух черепиц, зазвонили колокола. Тяжелые и легкие. Дин-дон. Руфь хорошо зналаэтот звук. Он был не опасный.

Теперь они летели по воздуху. Сперва оченьбыстро, потом медленно. Словно плыли на гребне волны далеко за буйками. Онибыли вместе. Дышать было легко и приятно, и Руфь подумала, что так должно бытьвсегда. Они парили высоко над могилами с железными плитами, над белыми и серымипамятниками и над крохотными человечками-муравьями.

— Мы полетим, это не страшно, поверь мне, —сказала Руфь и хотела ухватиться за Йоргена.

Но его не было. Ей словно застлало глаза.Наконец она обнаружила его распростертым на ржавой могильной плите ленсманаТране — лицо Йоргена уткнулось в землю, руки и мши были изогнуты под страннымуглом. Но это был не Йорген, это была она сама.

Человечки-муравьи с мешками на головахпобросали свои косы и своими ручками начали копать землю у ее лица. Копали,копали и никак не могли выкопать то, что нужно. Она слышала их дыхание,слышала, как Эмиссар читает молитву.

Потом ее глаза и ноздри заполнились землей, ивоцарилась тьма. Руфь чувствовала, что ее тело исчезло. Но она еще слышаламеталлический звон.

Вот что значит быть мертвой, подумала она.

Руфь отправилась к Элле. Последнюю часть пути,когда ее уже могли видеть из окна, она шла с гордо поднятой головой.

Аста, мать Эллы, стояла у кухонного стола всвоем обычном переднике. Увидев Руфь, она побледнела и опустилась на стул.

— Мне надо поговорить с Эллой, — сказала Руфь.

— Она лежит у себя наверху, совсем расхворалась.И ты знаешь, почему! — От праведного гнева голос у Асты звучал резко.

— Все равно, мне надо поговорить с ней.

— Это невозможно.

— Мне надо!

— Ступай домой, грубиянка! Вы уже сделали все,что могли, — пропищала Аста.

Глубоко вздохнув и даже не сняв обуви, Руфьстала подниматься по лестнице. Аста бросилась к ней, чтобы помешать, но Руфьбыла сильнее, она вырвала руку и в одно мгновение взлетела по лестнице.

При виде Эллы она едва не лишилась мужества.Голые ноги, нижняя рубашка, распухшее лицо.

Аста бранилась, как кулик-сорока, защищающийсвое гнездо, Руфи пришлось вытолкнуть ее за дверь и запереть дверь на крючок.Лицо Эллы и стук Асты в дверь почти парализовали ее. Она с трудом вспомнила,зачем пришла.

Как во сне, она оглядела комнату и вспомнила,что в детстве они с Йоргеном не раз ночевали у Эллы. Это было в другой жизни. Втой, в которой Аста и Элла всегда хорошо относились к Йоргену. Очень хорошо.Она ухватилась за эту мысль и не отпускала ее, пока подвигала себе стул.

— Элла, позови меня, если что! — крикнула Астаи, скрипя ступенями, начала медленно спускаться по лестнице.