Тверской Баскак - Дмитрий Анатолиевич Емельянов

— Понимал, а все же согласился! — Ловлю его на слове, и он, сокрушаясь, соглашается.

— Да уж больно деньги мне были нужны…

Выслушивать оправдания какого-то датского бродяги у меня нет времени, и я вновь обрываю его.

— Ладно, мне покаяния твои не нужны. По-хорошему бы башку тебе снести за дела твои поганые, но радуйся, я сегодня добрый. Так что, коли есть силы ступай на все четыре стороны, не держу. И уж если судьба пощадила тебя в этот раз, то надеюсь, ты сделаешь правильные выводы и на Русь больше не сунешься.

Сказав, уже собираюсь шагнуть дальше, как датчанин чуть ли не хватает меня за рукав.

— Подожди, наместник! Ты не понял меня! Я не за прощением к тебе, я за службой. Возьми меня к себе, и я искуплю вину свою сторицей, клянусь!

Поворачиваюсь и внимательно всматриваюсь в ярко голубые глаза скандинава. Вижу, не врет. Во всяком случае, сейчас. Искренне хочет ко мне на службу, а вот каковы его мотивы, это вопрос другой. Люди мне нужны, как воздух, а верные люди еще больше, а будет этот надежным товарищем только время сможет сказать.

Выдерживаю паузу и держу его в напряжении, а затем все же смягчаюсь.

— Наглый ты, датчанин! Тебе палец, так ты готов и всю руку… — Усмехнувшись, делаю шаг дальше к выходу и, не поворачиваясь, роняю. — Ладно, оклемаешься совсем, подходи. Посмотрим на что ты годен!

Глава 12

Распахиваю крохотное оконце и смотрю на заполненную народом площадь. Холод сразу же дает о себе знать, и морозный воздух стягивает кожу на лице, но в эти времена в закрытое окно не глянешь. Слюдяная пластина хоть и пропускает свет, но совершенно не прозрачна.

«Надо бы заняться отливкой оконного стекла». — Появляется разумная мысль, но я понимаю, что до этого еще не скоро дойдут руки.

Тверь гудит, как потревоженный улей, если это сравнение может подойти к утопающему в сугробах городу. На лицах даже не тревога, а откровенный страх, и на то есть все основания.

За спиной слышу голос тысяцкого.

— Народ волнуется, надо бы выйти, успокоить.

Не оборачиваясь, бросаю ему с раздражением.

— Ну так выйди и успокой.

Лугота молчит, и я понимаю почему. А что он им скажет. Новгород идет на нас войной, но вы не бойтесь. Это прозвучит глупо, потому что бояться есть все причины. Новгородская господа сильно на нас обиделась, и вече ее поддержало. Хоть времена для Новгорода сейчас и тяжелые, но с обнаглевшей Тверью решили поквитаться.

Претензий у них действительно хватает, там и мой медный рудник на их земле, и дорогущий хлеб, и убитые на Волжском льду. То, что Орден строит козни на границах Новгорода, нас пока спасает от полномасштабного вторжения. Это подтвердил и гонец, примчавшийся вчера. Он сообщил, что из-за опасности со стороны тевтонов, новгородское вече решило не собирать городское ополчение против Твери, а ограничиться добровольцами.

Таких набралось около трех сотен, и с учетом того сколько времени скакал к нам гонец, этот отряд ушкуйников скорее всего уже вышел из города.

Тут вопросов целая куча. Во-первых, сам гонец. Он не из наших, а послан кем-то неизвестным. Скорее всего, наш доброхот принадлежит к Новгородской знати, но вот цель его пока неясна. Анонимное послание адресовано лично мне и подписано как «не желающий тебе зла». Было бы занятно поразмышлять: кто же это такой, но эта проблема отходит сейчас на второй план. Главный вопрос, что делать и как защитить Тверскую землю. И здесь только два выхода, либо садиться в осаду, либо попытаться остановить врага в поле.

«Три сотни вроде бы немного, Тверь если поднатужится может выставить и пятьсот бойцов, — размышляю я сам с собой, — но это будет ополчение, вооруженное чем попало. Оно больше пригодно для обороны городской стены, чем для маневренных действий, особенно в лесу».

Вижу, что и Лугота морщит лоб, ломая голову над этой же проблемой. Бесспорно, свести все запасы в город и закрыть ворота было бы самым разумным и безопасным решением, но тогда придется отдать на разграбление все посады и хутора вокруг. В том числе рудник Медное и мой острог на левом берегу. Буйный нрав ушкуйников известен, все что не смогут забрать с собой, то пожгут и разрушат, а это убытки, убытки и убытки.

В голове одна за другой проносятся хаотичные мысли.

«Нужно срочно отправить жалобу Александру, ведь это его город, в конце концов. А что это даст? Он мог бы воспрепятствовать выходу ушкуйников, но не сделал этого. Почему? Скорее всего, не хочет ссориться ни с народом, ни с боярством. Он только-только сел на Новгородский стол, и его запросто могут оттуда и попросить. В нашей ссоре с Новгородом ему сейчас выгоднее придерживаться нейтралитета».

Мыслей много, но четкого понимания что делать, пока нет, и поэтому я молчу. Тысяцкий Лугота тоже молчит, зато не затыкается боярин Якун.

— А я говорил вам! Предупреждал, что каверзы этого человека, — его кривой палец тыкает в мою сторону, — до добра не доведут. Не надо было злить новгородцев! А тепереча что?! Набили сумы серебром, а всему городу за вас расплачиваться?! Что вы людям скажете, когда вокруг все запылает?!

Его кликушества уже достали, и первым не выдерживает Лугота.

— Да умолкни ты, наконец, Якун! Тебя токмо и волнует, что серебро мимо твоего кармана проплыло. Так ты сам в этом и виноват, тебя же звали в товарищество!

На это Якун взвивается так, что чуть ли слюной не брызжет.

— Да как у тебя язык-то повернулся сказать такое! Я о народе, о граде нашем пекусь! — Он вскочил с лавки, грохоча посохом. — И оскорблений не потерплю ни от кого, даже от тебя, Лугота Истомич!

От их крика звенит в ушах, и я тоже не сдерживаюсь.

— Умолкните все! — В сознании крутится какое-то решение, но я пока не могу его четко сформулировать. — Давайте все посидим молча и хорошо подумаем в тишине.

«Укрепленные позиции мы сможем удержать, — начинаю свои раздумья по новой, — тут сомнений нет. И Медное, и Заволжский острог, и саму Тверь, но вот в открытом бою нам надают по шапке, это тоже факт. В лесу опыт и маневренность куда более значимы, чем мое новое оружие, тем более, что на испуг их уже не взять. Что такое огненные шары, новгородцы теперь в курсе. Тогда что же, сберечь людей и отдать землю на разграбление?! Только-только народ отстроился после татар и снова… Нет,