Любимец моих дьяволов - Ева Мелоди

— О, Я-якоб.

Затыкаю уши, меня сотрясает истерика. Жгучее чувство обиды и ревности разъедает душу, выть хочется от обиды — почему, за что мне это наказание? Не хочу любить Штаховского, не хочу этого порочного влечения, но раз за разом терплю поражение в борьбе с собственными демонами. Я все равно его хочу. Несмотря ни на что…

Но я не покажу ему свои глупые наивные переживания. Иначе это окончательно сломает меня. Вместо этого остаток отпуска продолжаю как ни в чем не бывало вести себя с Антонио. Но это сложно. Между нами повисла неловкость. Принц общается со мной будто через силу, и я его понимаю. Мне и самой непросто.

Антонио чудесный парень, в который раз прощает мне мои странности и загоны, оттаивает, вновь дружелюбен и весел. Мы едем к его родственникам, очень приветливым и гостеприимным. Приятнейшие люди. В который раз говорю себе, что несправедлива к испанцу и полная дура, что не принимаю предложение руки и сердца. Лучший вариант для жизни. Понимающий, нетребовательный, щедрый. Но я хочу, чтобы сердце екало, а потом выскакивало из груди. Хочу бешеный пульс, адреналин, самые безумные американские горки. Если бы я не знала этого чувства! Но я знаю — Якоб показал. И на меньшее теперь не согласна.

Но в то же время в груди жжет обида. Ненавижу Штаховского как никогда. Унижаю при любом удобном случае. Понимаю, что от этого лишь растет стена между нами. Но я и так устала ее ломать, раздирая руки в кровь. Все бестолку. Что бы я ни делала, стена лишь больше. Так пусть будет хуже. Пусть будет пир во время чумы.

Вот только не ожидала что чума подкрадется так внезапно…

Увидев на вечеринке сталкера — поначалу даже не пугаюсь. Папа ведь сказал, что все уладил. Но теперь, анализируя, думаю — он вообще, хоть что-то сделал? Или лишь использовал как предлог, чтобы выпереть меня из города и жениться по-тихому? Я привыкла что отец у меня своеобразный. Бесполезно ждать ласки или проявления чувств. Но я всегда считала, что за ним я как за каменной стеной. Сегодня эта вера рассыпалась в прах.

Он идет на меня вальяжной походкой. Высокий, полноватый, пальцы-сосиски, сальный взгляд. Особенно меня отвращает его рот — крупный и будто влажный. Представить только, что он прикоснется ко мне — тут же начинаются рвотные позывы.

— Привет, помнишь меня, детка? — от этих слов у меня спина покрывается холодным липким потом. Глаза безумца пугают до дрожи

— Мне не интересно! — бросаю как можно тверже, хотя голос предательски дрожит. Отворачиваюсь и делаю шаг в сторону. Но сталкер в одно мгновение оказывается рядом. Хватает за плечи и разворачивает меня к себе.

— Не смей отворачиваться. Я с тобой разговариваю!

— Оставь меня в покое, придурок!

— Шлюха! — выплевывает мне в лицо это слово, точно пощечина. Теперь в его голосе звучит ненависть. — Если я задал вопрос, значит отвечаешь на него! Поняла, стерва?

Словно в ступоре выслушиваю поток брани и непристойностей. Внутренне дрожа, но внешне стараясь не подать виду. Звучащая в голосе этого урода ненависть буквально парализует меня. А потом он выхватывает нож. В эту минуту, кажется, вся жизнь пробегает у меня перед глазами. Все мои скверные поступки, ошибки, глупости. И то, что так и не познала… Невостребованная любовь. Обидно умирать толком не начав жить. Все о чем я успеваю подумать, пока бугай двигается на меня.

Кто-то из гостей вечеринки завизжал увидев нож… А на меня напал ступор. Кажется, даже страха толком не было. Потом появился Борис и отвлек психа на себя. За что поплатился жизнью. Увидев Борю, лежащего на полу с ножом в груди, я испытала шок еще худший, чем до этого. Хуже ожидания смерти. Огромное чувство вины точно многотонная плита придавили меня. Жить с таким чувством врагу не пожелаешь…

Ненавидела себя за то, что не пошла на похороны. Несколько дней меня накачивали транквилизаторами и даже выйти из своей комнаты, да даже до уборной дойти, было трудно. Перед глазами плыло, голова кружилась. Семейный врач даже ночевать остался, беспокоясь за мое состояние. Твердил, что мне спать все время надо.

Никогда столько не спала, как за эти дни.

Когда увидела Якоба в своей комнате — первым делом подумала, что это галлюцинация. Но когда он начал свои обвинительные речи, поняла, что увы. Лучше бы он и правда был галлюцинацией. С самого начала этот парень стал моим личным демоном, безумным призраком, мучившим меня. Год за годом, снова и снова. Прогрессирующая одержимость, которой нет конца. Иногда я мрачно шутила про себя, что финал всему этому — психбольница.

Но на деле все вышло еще хуже. Обвинительные речи, жестокие фразы, режущие по живому. Особенно те, что были правдой. Якоб прав, я действительно ужасный человек. Чудовище…

А потом слова ласки, нежные прикосновения. И снова поддаюсь этому безумному соблазну, снова лечу на свет как мотылек, чтобы обжечь свои крылья. И Якоб снова меня обжигает. Невообразимой болью, он в буквальном смысле разрывает меня на части. Я понимаю, сама виновата. Должна была предупредить, что девственница. Полная идиотка. Не смогла этого произнести. После всего что натворила, своего ужасного поведения, провокаций, у меня язык не повернулся признаться. Попросить его быть нежнее.

И поэтому он взял меня как шлюху. Резко, быстро. Боже, если это происходит с каждым, почему некоторым так нравится секс? Ужасная боль, нестерпимая. Рвущая на части.

Но в то же время, позже, анализируя, понимаю, что даже в этом есть свой кайф. Наверное, во мне прячется мазохистка. Потому что частичка меня все равно кайфует от близости. От того что Якоб был во мне. Касался так глубоко. Стал частью меня.

А потом снова леденящий холод, пронзительное одиночество. Ощущение трагедии, полного краха. Мне стыдно посмотреть Якобу в глаза. Это так странно — боль он мне причинил, а стыжусь — я. Буквально сгораю от жгучего смущения. Чувствую себя жалкой врушкой. Получается, он прав насчет меня. Подставила Бориса, а теперь и его… Но я этого не хотела! И никогда не позволю отцу причинить вред Штаховскому. Мне хочется произнести это вслух, но взглянув в лицо Якоба замираю. Его глаза горят бешеной злобой.

Он уходит, а я еще долго не могу остановить слезы. Мой первый раз, такой выстраданный и долгожданный, получился самым ужасным — хуже просто не бывает. На похоронах друга, можно сказать на его могиле, теряя последнюю надежду называться нормальной личностью, падая в глазах любимого так низко, что дальше некуда. Закрываю лицо руками, закусываю губы, чтобы сдержать рвущийся наружу вой. Это самая длинная ночь в моей жизни, кажется, что она не кончится никогда. Мне больно, страшно и одиноко.

Под утро я все же задремала, и проснулась от ощущения невероятного, леденящего холода. На меня с выражением просто бешеной злобы на лице смотрит отец…

POV Якоб

— Что все это значит? — спрашиваю, вглядываясь в лицо девчонки со злостью. — Опять играем?

— Убирайся, — видно, что крикнуть хочет, но слова совсем тихими получаются. Вот только бьют как пощечина. — Это значит, что тебе конец.