Дважды коронован - Владимир Колычев

– Это еще не все. – Буран расстегнул спортивную сумку, показал на лежащие в ней две винтовки «СВД» и цинк с патронами к ним. – Надо бы спрятать.

– Легко.

– Ну, тогда поеду я.

– Э-э... А поговорить?

– Завтра подъеду. А сейчас, извини, гнать надо. Опаздываю...

– Нет, без чая не отпущу.

Гена заставил Бурана пройти на кухню, поставил чайник, а сам, как бы между прочим, просмотрел содержимое кейса. Точно, пятьдесят пачек из сотенных купюр. Банкноты мятые, старые, но точно не фальшивые.

Буран понял, что Гена его проверяет, но ничего не сказал. И чашку крепкого чая выпил с удовольствием.

Вскоре он уехал, а Гена, спрятав деньги за кухонной плитой, вернулся к своей девочке. Она так и сидела в шкафу, причем голышом, и вряд ли выходила отсюда, чтобы подслушать, о чем они говорили с Бураном. Значит, не стоит ее убивать...

* * *

Вику трясло как в лихорадке, но не от страха, а от какого-то нездорового, радостного возбуждения.

– Полмиллиона! Представляешь, полмиллиона долларов!

– Может, рублей? – не поверил ей Фурман.

В общем-то, он уже привык к тому, что удача сама идет к нему в руки. Если не считать досадного прокола в деревне, где они оставили два трупа в обмен на полный пшик. А так у них все в ажуре. Банкира на сто зеленых косарей обули. На днях чиновника сделали – мелкого, но с крупными бабками. Его даже убивать не пришлось – и так было ясно, что в ментовку он не обратится. Лучше он еще на взятках заработает, чем потеряет свое место из-за подозрительных денег.

Может, чиновник этот и заявил в ментовку, но Фурману от этого ни холодно ни жарко. Он следит за развитием событий, но не находит свидетельств тому, что менты охотятся за ним. Разве что где-то в душе смутно копошится нехорошее предчувствие...

– Смеешься? Полмиллиона рублей – это одна купюра. А там целый кейс!

– Ты видела?

– Да, они в коридоре стояли, а там зеркало. Из комнаты видно было. Он сказал, что в кейсе полмиллиона долларов. И еще сумку спортивную открыл, Гена заглянул в нее, но ничего не сказал. Я не знаю, что там... Но то, что в кейсе деньги – это я тебе точно говорю!

– Гена, говоришь? Знал я одного Гену, царствие ему подземное... С кем он живет?

– Один.

– А этот, который деньги привез?

– Уехал. Но сказал, что завтра будет.

– А жена у него есть?

– Он не говорил, но, похоже, есть. В доме чисто, чувствуется женская рука. Да и сам он не особо голодный ходит.

– А ты его все равно накормила, да? – разозлился Фурман. – Или сама наелась?

Вика жила с ним, но за деньги спала и с его пацанами. И еще, в целях разведки, в чужие постели ложилась. Он не препятствовал ей, но иногда его душила жаба.

– Хочешь, я скажу тебе, куда он деньги спрятал? – попыталась успокоить его Вика. – За плиту. Слышала, как железо гремело.

– Значит, один он живет.

– Ну, во всяком случае, до завтрашнего дня.

Фурман в раздумье поджал губы. Время еще не очень позднее, половина двенадцатого ночи, дорога до Звенигорода займет час, может, чуть больше.

– Собака там есть?

– Да, огромный кобель.

– Все у тебя в кобелях меряется... Порода какая?

– Я не разбираюсь. Может, доберман, может, ротвейлер. Он ей цепь укоротил, чтобы она до меня не достала, а так до самых ворот добегает.

Поздно уже прикармливать собаку, да и не обязательно, подумал Фурман и крикнул:

– Сыроед!

Витек отреагировал мгновенно, вбежал в комнату с идиотской улыбкой на лице.

– Что, моя очередь? – спросил он, взглянув на девушку.

Фурман озлобленно посмотрел на него и неожиданно ударил прямо в солнечное сплетение. Сыроед согнулся пополам, но, вместо того чтобы добить парня ударом по шейным позвонкам, Фурман просто оттолкнул его от себя.

– За что?! – просипел Сыроед.

– Было бы за что, убил... Что там за собака во дворе у терпилы?

– Не знаю. Дворняга какая-то...

– Ясно, помесь добермана с ротвейлером, – с насмешкой посмотрел на Вику Фурман. – Двортерьер, короче. Гена с тобой сполна расплатился?

– Ну да. За два часа.

– А был сколько?

– Где-то два часа с половиной. Я претензии предъявлять не стал...

– Правильно. Претензии ты предъявишь потом. Скажешь, что доплатить надо. Телефон его есть?

– Да, высветился...

– Значит, к дому подъедем, и позвонишь. Говори что хочешь, главное, из берлоги его выманить. Едем прямо сейчас! Собирайся!

– И я с вами! – разволновалась Вика.

– Само собой! Чего ты заколотилась? Боишься, что кинем? – ухмыльнулся Фурман.

– А кто тебя знает!

Полмиллиона – это целое состояние. Плюс почти столько же из уже отбитых денег. Вот бы собрать все это в одну кучу и рвануть за кордон! Пацанов кинуть, а деньги себе...

– Вдруг менты нас ищут? – осторожно высказалась Вика.

– И что?

– Мы могли бы поехать ко мне домой. Все-таки другое государство, а границы нет... Родители тебе будут рады.

– Мне? А Моток? А Косой? Сыроед?

Вика ничего не ответила, только голову опустила. Остальные в ее планы не входили.

– Потом поговорим, – недовольно бросил Фурман.

Конечно, можно уехать с ней в Украину, выждать время в уютном домике на окраине какой-нибудь деревни. Она будет рассказывать ему о своих эротических приключениях, и делить ее ни с кем не надо будет. Разве что с Костлявой, которую он к ней приведет. Не станет он брать Вику за границу. Здесь, в России, расправится с пацанами, а в Украине – с ней самой. И за кордон уйдет один, с деньгами.

В квартире убираться не стали. Кто их будет здесь искать? Но деньги и оружие забрали с собой. И ментовскую форму, которая им еще пригодится.

Фурман достал пистолет, приставил к стволу горлышко пластиковой бутылки, прикрепил ее изолентой. Такой вот своеобразный одноразовый глушитель. Примитивный, но выстрел через такую бутылку звучит не громче треснувшей пластиковой линейки. То же самое проделал со своим пистолетом и Моток.

Сыроед проехал мимо дома, где жил клиент. И ворота железные, и забор, но хуже всего, что в окнах горит свет и собака во дворе. Зато в соседнем доме тихо и темно. Но глянуть, что там да как, необходимо. И если все в порядке, через забор между участками можно проникнуть на запретную территорию.

Фурман не обманулся в своих ожиданиях. Забор в соседний двор и пониже был, и собаки за ним не обнаружилось, и в доме тихо. Может, и есть там люди, но спят крепко, свет в окнах не зажигается.