Энни с острова принца Эдуарда - Люси Мод Монтгомери

Но, в общем и целом, меня здесь все устраивает. Поэтому, Дженет любит меня, а бедняжку Эстер она терпеть не могла из-за того, что та считала, что вредно для здоровья жить в темных комнатах, и отказывалась спать на перинах. Я же ничего против них не имею, – наоборот, чем они выше, тем лучше я себя чувствую. Дженет говорит, что ей доставляет удовольствие смотреть, как я ем. Она очень боялась, что я уподоблюсь мисс Хэйфорн, которая на завтрак ела только фрукты и пила горячую воду, а Дженет пыталась отучить готовить жареную пищу. Эстер – хорошая девушка, но она с причудами. Вся проблема в том, что она страдает недостатком воображения и… расстройством пищеварения.

Дженет заявила, что я могу приглашать в гости молодых людей, когда мне вздумается. Она подчеркнула, что гостиная – в моем распоряжении. Но не думаю, что у меня будет так уж много посетителей. Я пока еще не видела ни одного парня в Валей-Роуде, за исключением разве что молодого поденщика соседей – Сэма Толивера. Он очень высокий, худощавый, и волосы у него вечно взъерошенные. Мы с Дженет как раз вышивали на крыльце одним вечером, когда он вдруг пришел, уселся на садовом заборе и просидел, не слезая, битый час!

За весь вечер он произнес только следующее: «Хотите мятных лепешек, мисс? Съел – и пошел!» и «А пошто это трава-мурава такая высокая вокруг?.. Н-да!»

Здесь я стала свидетельницей одного романа. Вечно невольно подталкиваю влюбленных друг к другу и оказываюсь замешанной в амурные дела. Мистер и миссис Ирвинг так и заявили, что они мне обязаны своей свадьбой. А миссис Стефен Кларк из Кармоди рассыпалась передо мной в благодарностях за один совет, который, если б не я, то ей бы дал кто-нибудь другой… Но вот кому я действительно помогла перейти от многолетних ухаживаний к… делу, так это Людовику Спиду. Кто-кто, а они с Теодорой Дикс и в самом деле кое-чем мне обязаны.

Но на сей раз я – просто пассивный наблюдатель. Когда я попыталась вмешаться, то только все напортила. Так что пусть все идет, как идет. Расскажу, чем дело кончилось, при встрече».

В первый четверг после приезда Энни в Валей-Роуд, Дженет предложила ей вечером сходить на молитвенное собрание. Дженет, готовясь его посетить, разрядилась в пух и прах и благоухала, как роза. Она надела светло-голубое муслиновое платье, все в фиалках и с многочисленными оборками. Да, экономной Дженет пришлось раскошелиться на свой наряд!

Одна шляпка из итальянской соломки с розочками и тремя белыми страусиными перьями «влетела ей в копеечку»! Энни пришла в крайнее изумление, увидев ее такой. Позднее, она обнаружила причину, которая была стара, как мир.

Оказалось, молитвенное собрание в Валей-Роуде посещали почти одни дамы. Помимо священника на нем присутствовали тридцать две женщины, два молодых недоросля и один мужчина. Энни поймала себя на том, что изучает его. Он не был ни красивым, ни молодым, ни представительным.

Свои чрезвычайно длинные ноги он норовил спрятать под стул, и еще он все время сутулился. Руки у него были слишком большие, волосы не мешало бы подстричь, а усы – как следует причесать. Но лицо его Энни понравилось. Оно казалось открытым и честным, а черты лица – достаточно правильными. А еще в нем была какая-то загадка, которую Энни, как ни пыталась, не могла разгадать. В конце концов она решила, что мужчина этот много перенес в жизни и выдюжил. Все это было написано на его лице, и еще то, что он терпелив, ироничен и предпочитает скорее сгореть на костре, чем уронить собственное достоинство.

Когда закончилось собрание, этот человек подошел к Дженет и спросил:

– Можно мне проводить вас до дома, Дженет?

Та взяла его под руку, так «робко и застенчиво, – рассказывала Энни позднее девчонкам в Пэтти-Плейс, – как шестнадцатилетняя, которую впервые провожает милый друг».

– Мисс Ширли, позвольте вам представить мистера Дугласа, – скованно произнесла она.

Тот кивнул и признался: «Я рассматривал вас во время молитвенного собрания и подумал, что вы за приятная молодая леди!»

В устах девяносто девяти человек из ста подобная реплика прозвучала бы слишком дерзко; но мистер Дуглас разговаривал с ней так вежливо, что девушка восприняла его слова, как изысканный комплимент. Она благодарно улыбнулась и поспешно отступила в тень с освещенной луною дороги.

Итак, у Дженет есть поклонник! Энни это очень обрадовало. Дженет могла бы стать образцовой женой: веселой, экономной, покладистой. К тому же, она – настоящий ас в кулинарии. Не может же Матушка-Природа допустить, чтобы такая женщина отцвела пышным цветом! И все впустую!

– Не хотите сходить вместе со мной к матери Джона Дугласа? – спросила Дженет на следующий день и добавила:

– Это он сам предложил. Его мать почти не встает с постели и никогда не выходит из дома. Но она очень компанейская дама и всегда рада видеть моих жильцов. Вы можете к нам присоединиться сегодня вечером?

Энни согласилась; но немного позднее, в тот же день, мистер Дуглас зашел, чтобы от имени своей матери пригласить их на чаепитие в субботу вечером.

– О, почему вы не надели то «фиалковое» платье? Оно такое красивое! – спросила Энни, когда они вышли из дома. День выдался жарким, и бедной Дженет, которая изнемогала под тяжелым, черным, кашемировым платьем, казалось, что ее поджаривают живьем. К тому же, она перевозбудилась.

– Боюсь, в нем я показалось бы старой миссис Дуглас чересчур легкомысленной. Ну, Джону и это платье нравится, – задумчиво добавила она.

Дом Дугласов располагался в полмили от Уэйсайда на вершине холма, открытого всем ветрам. Он был довольно большим и уютным; стоял он здесь испокон веков, – вестник старины, достойный самого почтительного отношения. Со всех сторон дом этот окружали кленовые рощи и сады. За ним виднелись амбары – также большие и аккуратные. Все здесь свидетельствовало о благополучии и процветании. Что бы ни означало терпение, написанное на лице Джона Дугласа, оно, по-видимому, никак не относилось к нужде и кредиторам!

Мистер Дуглас встретил их у дверей и повел в гостиную, в которой в огромном кресле, словно на троне, восседала его матушка.

Энни предполагала, что миссис Дуглас – такая же худая и высокая, как и ее сын. И ошиблась. Пожилая леди была довольно миниатюрной, с ясными голубыми глазами, по-детски очерченным ротиком и пухлыми, розовыми щечками.

Одетая в красивое, модное платье из черного шелка и кружевной капор, который так шел к ее белоснежным волосам, она напоминала старинную, прабабушкину куклу; плечи ее были укутаны в белую пушистую шаль.

– Здравствуйте, Дженет, дорогая! – любезно произнесла она. – Как я рада снова вас видеть!

Она подставила свое лицо для поцелуя и продолжала:

– О, а это новая учительница! Счастлива с вами познакомиться! Сынок мой пел вам дифирамбы до тех пор, пока я не начала ревновать, да и Дженет, должно быть, тоже!»