Рыжая Соня и кладовые тьмы - Джордж Бейли

— Но время,— чуть ли не простонала Халима.— Мы ведь не сможем скрыть своего возвращения! Неизбежно придется ехать в Логово с докладом, а докладывать-то не о чем!

— Зато к новому спуску мы подготовимся лучше,— равнодушно ответил Кучулуг, и Пифия поняла, что все ее доводы не показались ему убедительными.

Некоторое время она задумчиво смотрела на него, и гирканец ожидал, что сейчас последует вспышка гнева, к чему за время совместной жизни успел привыкнуть. Он знал, что выплеснув злость, она вновь обретет способность трезво оценивать факты, но вспышки так и не последовало.

— С тех пор как мы повстречались, ты сильно изменился,— медленно проговорила Халима, пристально глядя ему в глаза и с раздражением осознавая, что ее простодушный друг вовсе не так простодушен, как ей казалось до сих пор.

— Это верно,— кивнул он, чувствуя, что разговор свернул в непривычное русло и грозит непредвиденными последствиями.— Раньше я был' молод, силен, беспечен и зол,— с усмешкой заметил он.— Сейчас я все так же силен, хотя и стал старше на пять лет. За эти годы я избавился от злости, и, уходя, она прихватила с собой беспечность. Мне кажется, что я стал умней и осмотрительней,— без тени обычного самодовольства закончил он.

Выслушав его, Пифия даже удивилась, насколько верно сумел он разобраться в самом себе, но это вовсе не обрадовало ее.

— Ты стал болтлив и трусоват,— зло усмехнувшись, возразила она.— Впрочем, можешь называть эти качества рассудительностью и осторожностью. Но запомни одно: я сейчас не спрашиваю твоего совета. Я приказываю!

— Слушаюсь, госпожа,— ответил Кучулуг, и улыбка сошла с его лица. Он побледнел, но не от страха, а от едва сдерживаемой ярости, но Халима лишь кивнула удовлетворенно.— Когда, ты считаешь, я должен отправить людей?

— Немедленно,— не задумываясь, сказала она.— Пусть идут в проломы и ничего не опасаются: я буду следить за ними.

Гирканец кивнул и отправился к своим людям, раздраженно выкрикивая резкие приказания, которых никто не осмеливался ослушаться. Через несколько мгновений десять человек направились к зияющим в стенах дырам, про себя посылая Пифии самые черные проклятья, но ни словом не рискуя воспротивиться вслух.

Восемь оставшихся обалдело смотрели, как колдунья вышла на расчищенное пространство, сбросила с себя плащ, за ним — кольчугу и без тени стеснения уселась нагишом в бесстыдной позе на расстеленном одеяле. Взгляд прекрасной женщины уставился в никуда, и ее явно не смущали голодные глаза стоявших рядом мужчин.

— Что уставились, выродки шакальи?! — рявкнул на них гирканец, выходя из себя.— В круг и лицом наружу! А если кто обернется...

Он не договорил, но каждый и без того знал, что Кучулуг тяжел на руку и скор на расправу.

Халима же и думать забыла обо всем. Ее удивительная воля одним мгновенным усилием отгородила колдунью от окружающей действительности, до предела обострив восприятие иного мира. Ее сознание медленно двинулось за уходящими ратниками, сопровождая одновременно и каждого в отдельности, и всех вместе. Этот странный мир, где любой камень жил своей собственной жизнью, всякая тень хранила память отбросившего ее существа, давно стал привычным' для колдуньи местом. Она плавно перемещалась следом за людьми, не обращая внимания ни на что.

Халима чувствовала страх каждого из скрывшихся в мрачных недрах Лазутчиков, но не испытывала и тени жалости, когда то один, то другой из них попадали в расставленные подземными жителями ловушки и гибли. Она видела, что двое, сами о том не догадываясь, направились к Черной Паутине, и одно это оправдывало любые потери. Вот первый из них приблизился к переплетению невидимых нитей мрака и конвульсивно задергался, запутавшись в липких путах, от которых, она знала это, спасения нет.

Несчастный не мог ни позвать на помощь, ни предупредить других криком, и это радовало, потому что чуть со стороны, по другому ходу, к паутине уже приближалась следующая жертва. Колдунья видела, как непроницаемо черный сгусток тьмы, порожденный мрачной волей Темного Властелина, медленно пополз к угодившим в ловушку жертвам, которые не видели, но чувствовали ее приближение. Пифия ощутила волну их предсмертного ужаса и засмеялась тихим счастливым смехом.

Прекрасно! Скоро тварь выпьет их никчемные жизни и заснет долгим сытым сном. Тогда и она сможет спокойно пойти по их следу, чтобы посадить в ловушку спрятавшегося в кокон тьмы Паука.

Далеким краешком сознания Пифия отметила, что еще на двоих ратников напали, и те начали медленно отступать по направлению к залу, ведя за собой орду преследователей, но это ее не интересовало. Через несколько мгновений боковым зрением как нечто несущественное она отметила, что нападавшие хлынули в зал.

— В круг! — взревел гирканец, выхватывая огромный меч, хотя и понимал, что никакого круга не получится. И все-таки он надеялся, что, быть может, каким-то чудом сумеет защитить любимую женщину.

«Какой уж тут круг, когда их всего десять»,— холодно отметила про себя колдунья.

И все-таки этот десяток обреченных ощетинился мечами и прикрыл ее нагое тело щитами, словно несчастные стремились защитить даже от взглядов чужаков.

— Халима! Очнись! — вскричал Кучулуг, яростно сокрушая врагов направо и налево, но она не торопилась откликнуться на зов.

Она желала удостовериться в том, что все прошло гладко, а это требовало времени.

Лишь на миг отвлеклась она от созерцания агонии несчастных, чтобы закрутить вокруг своего тела невидимую глазу, но несокрушимую Скорлупу Тьмы, и вновь воспарила над миром.

— Халима! — звал ее Кучулуг, проклиная все на свете и чувствуя, что он не сможет долго сдерживать натиск наседавших тварей.— Пора уходить!

Он видел, как один за другим падают его товарищи. Он чувствовал, как рукоять его меча становится скользкой от крови врагов, но только крепче сжимал ее в могучих ладонях. Наконец он остался один.

Он остановился пригнувшись, стараясь видеть все, что происходит вокруг, готовый к нападению с любой стороны.

Он видел, как в нерешительности топчутся возле него зубастые гррызы, уже не решаясь атаковать, а лишь образовав плотное кольцо в десяти шагах от него, вне досягаемости меча разъяренного гиганта. Они визгливо переговаривались на каком-то своем, непонятном человеку языке, и слишком поздно гирканец понял, что они вовсе не боятся, а поджидают кого-то.

Лучники вышли из-за стены меченосцев, и Кучулуг мгновенно понял, что это конец.

— Халима! — выкрикнул он, словно боевой клич, и бросился вперед, двумя ударами меча разрубив еще двоих.

Две стрелы одновременно пробили кольчугу и отбросили его на шаг, словно удар чудовищного кулака. Твари победно завизжали, и бросились на смертельно раненого врага, но человек еще не умер. Превозмогая боль и внезапно накатившуюся слабость, он стиснул зубы, и вновь заработал мечом. Ему даже удалось достать одного из лучников, прежде чем стрелы полетели в него со всех сторон, вонзаясь в грудь, спину, живот.