Царь Грозный - Наталья Павлищева

Сильвестр уже не просто морщился, он недолюбливал благовещенского попа за то, что тот старательно лез в царские духовники помимо самого Сильвестра, сегодня гнусавый голос Симеона Сильвестру был особенно неприятен. А упоминание боярского сына Матвея Башкина, про которого разное говорили в Москве, удовольствия разговору не добавил. Но делать нечего, пришлось звать за собой в келью.

Келейка у Сильвестра маленькая, только высокий стол, за которым священник пишет и читает стоя, простая лежанка, если совсем усталость сморит за работой, и огромный сундук, полный книг – главная ценность каморки. Тусклый свет, едва пробивавшийся сквозь маленькое оконце, не позволял работать без свечи, потому свечей в каморке всегда горело две – одна на столе для работы, а вторую хозяин ставил на сундук, осторожно примащивая, чтоб ненароком не упала и не запалила драгоценности. Жена давно предлагала сделать отдельный ставец для большой свечи, да все было недосуг.

Симеон, впервые оказавшийся в каморке царского наставника, изумленно оглядывался, он хорошо знал, что Сильвестр проповедует скромность в быту, но никак не ожидал, что протопоп сам следует своим проповедям. Закралась мысль, что это требование царя, но Симеон вспомнил вполне приличное жилище митрополита Макария и решил, что Иван вряд ли так уж строго подходит к своим наставникам.

Недовольно покосившись на вставшего у входа столбом Симеона, Сильвестр кивнул ему на лежанку:

– Присаживайся. Другого места у меня, как видишь, нет.

Симеон пристроился на краешке, старательно изображая из себя само смирение, его взор уже обежал маленькое пространство каморки, отметил огромный сундук и то, что хозяин сел именно на него, даже не озаботясь кованным железом под задом. «Как есть там злато хранится!» – решил Симеон, совершенно забыв известное для всех дело, что главное для Сильвестра это книги.

– Ну, сказывай, с чем пришел? – Не было похоже, чтобы хозяин собирался вести с попом долгие задушевные беседы. Симеон кивнул и снова зашептал:

– Намедни перед самым постом ко мне на исповедь Матвей Башкин приходил. Говорил, что истинный христианин, а вопросы задавал, как еретик.

Сильвестр чуть поморщился:

– Чего шепчешь, как старуха за углом? Здесь чужих ушей нет, говори в голос, тошно прислушиваться.

Гость кивнул, но прибавил лишь чуть, вместо шепота стало едва слышное бормотание:

– И после поста тоже книги разные показывал. К себе зазывал. У него Апостол есть…

Разговор совсем не нравился Сильвестру, чего этот поп его приплетает к смутному? Царский наставник и сам не раз беседовал с Матвеем Башкиным, боярский сын умом отличен, только вот и впрямь вопросы задает непотребные, под сомнение все подводит. Если неустойчивые души, так и вовсе усомниться могут в правоте церковной. Сильвестру вовсе не хотелось, чтобы его имя приплетали к возможной ереси, потому и морщил нос от рассказов Симеона. Теперь уж не открутишься, не скажешь, что не ведал о Матвее Башкине…

– У многих Апостол есть, что с того?

– Да у него весь в пятнах восковых, – возразил Симеон.

Сильвестр усмехнулся:

– Свечи восковые у твоего Башкина, а не лучина, вот и закапано воском!

Поп в ответ страшно округлил глаза:

– Так ведь накапано в тех местах, в каких его сомнение берет и вопросы разные являются!

Хозяина каморки откровенно взяла досада, ну чего бы этому дурню не отправиться прямо к митрополиту? Чего к нему пришел?

Симеон вдруг объяснил сам:

– Матвей у меня спрашивает, а сам и отвечает, что надумал, сам меня и учит. Я говорю, что не все ведаю, так он советует тебя спросить.

«А чтоб вас!» – мысленно ругнулся Сильвестр, чувствуя, что спокойствия больше не видать.

– Не знаю, что это за духовный сын у тебя, только про него недоброе говорят. Собираются вокруг него всякие люди да умствуют о церкви и православной вере. Негоже то!

Струсили оба. Симеон ушел от Сильвестра перепуганный, хорошо понимая, что с него первого спросится, если что.

Сильвестр забеспокоился не на шутку, царь уехал в Кириллов монастырь, а ну как вернется, а злые языки приплетут ему связь с Башкиным? Конечно, по приезде Ивана Сильвестр первым бросился наговаривать на Матвея, чтобы обезопасить себя.

Иван не сразу взял в толк, чего так переполошился Сильвестр. Потом нахмурился:

– Вели позвать своего Башкина. Пусть принесет этот меченый Апостол, гляну, что он там наделал.

Поп хотел было возразить против «своего», но царь уже отвлекся на другое и слушать не стал.

Сильвестр спешил со двора к Симеону теперь уже сам. Попытка жаловаться царю не привела ни к чему хорошему, Иван не слишком внимательно отнесся к словам наставника, это могло привести к неприятностям. А ну как потом велит со всей страстью разобраться с Матвеем? Не получится ли, что Сильвестр его покрывает? Два благовещенских попа принялись старательно разведывать о Башкине, что и как. На всякий случай.

У Ивана было хмурое настроение. С утра болел правый бок под ребрами, сказывалось обильное возлияние на вчерашнем пиру. Во рту гадко, от мысли о еде мутило. Потому и на Башкина смотрел так же:

– Ну, и чего ты там наумничал?

Симеон послушно протянул царю раскрытый на заляпанной воском странице Апостол Матвея. Тот, чувствуя себя правым, не дичился, глядел прямо, отвечал просто:

– Я, государь, просто читал со вниманием, что непонятно, старался у умных людей спрашивать…

Иван, покрутив в руках Апостол, сначала пожал плечами:

– И что здесь страшного? Ну книгу заляпал, то плохо, а ересь-то где?

Услышав об умных людях, фыркнул, покосившись на испуганно замерших попов:

– Это их, что ли?

Матвей кивнул, кто усомнится, что у царя мудрые наставники?

– Ты лучше митрополита спросил бы, Макарий куда как умней…

Кого умней, Иван уточнять не стал. Сильвестр едва удержался, чтобы не заметить, что думал о том же.

Башкина оставили в покое. Но ненадолго, и спросить у митрополита он ничего не успел. Постарался дьяк Иван Висковатый. Тому, видно, покоя не давала мысль о свившей себе в Москве ереси. Настроил многих духовных так, что принялись требовать расследования.

И снова Иван не мог понять, почему раздули такой пожар, наложить на глупых епитимью, и ладно бы, с них хватило. А тут дело до Собора дошло! Пришлось всю башкинскую компанию посадить в подклеть царского дворца и держать там во время разбирательства.

– Что за дело Висковатому до Матвея Башкина? – поморщился Макарий, когда дошло уже до него.

Митрополита страшно раздражало, что в дела веры лез дьяк Посольского приказа. Нашелся ревнитель веры! Будто без него некому с ересью справиться! Макарий хорошо понимал, что Ивана Висковатого меньше интересует Матвей Башкин и гораздо больше царские милостники Сильвестр и Алексей Адашев.