Князь Гостомысл - славянский дед Рюрика - Василий Седугин

– Я князь Гостомысл, – представился он. – Возглавляю войско. С кем могу говорить?

Из отряда саксов выступил вперед пожилой воин в кольчуге, с красочно разрисованным щитом, проговорил солидно и не спеша:

– Старейшина рода Эшерих. Я привел с собой тех соплеменников, которые не покорились франкским завоевателям и продолжают борьбу за свою свободу.

– А кто те саксы, которые сейчас входят в войско короля Карла?

– Изменники во главе с предателем родины Видукиндом.

Гостомысл тотчас вспомнил все подробности того злополучного дня, когда Видукинд перекинулся на сторону франков. Он думал, что вместе с ним сложили оружие все саксы, однако вышло так, что мужественное племя не переставало бороться против могущественного врага, и сейчас значительная часть его шла на соединение со славянским войском.

Гостомысл протянул руку Эшериху, крепко пожал:

– Будем соратниками в общей борьбе!

Саксы это пожатие встретили криками восторга.

Гостомысл послал нарочного к Велигору, чтобы сообщить радостную весть. Появление саксов в стане славян было встречено с большим воодушевлением. На вечернем совете князей Эшерих попросил поставить его воинов против своих соотечественников – саксов, они будут биться с ними не на жизнь, а на смерть. «По сути страна поделена на две части, – добавил он, – и между ними идет гражданская война, самая кровопролитная и беспощадная из всех войн. Мы сражаемся против франков и их приспешников во главе с предателем Видукиндом».

Было решено, что завтра утром войска встанут таким образом: центр займут бодричи, левое крыло было отдано поморянам и саксам, а правое – лютичам. Новгородцы были оставлены в запасе.

– У тебя лучшие по вооружению воины, – сказал Велигор Гостомыслу. – Предполагаю по прежним битвам, что Карл в решающий момент сражения двинет свою бронированную конницу. Только на тебя вся надежда, только ты сможешь остановить ее.

Действительно, Гостомысл, в прошлый раз насмотревшись на франкское войско, за все эти годы не жалел средств для закупки кольчуг, панцирей и металлических шлемов, одев в броню каждого воина. Не удалось всех лошадей покрыть металлической защитой, но передние ее имели. Кроме того, много занятий было проведено, чтобы приучить дружинников сражаться строем. Он помнил слова, мимоходом сказанные кем-то из бодрических военачальников, что строй укрепляет силу войска, и настойчиво добивался поставленной задачи. Ему было приятно, что Велигор заметил его старания.

После совещания они с Велигором прошлись по лугу, обсуждая некоторые вопросы предстоящего сражения. К ним подошел юноша лет двадцати двух – двадцати трех в княжеском одеянии.

– Папа, – обратился он к Велигору, – дозволь мне завтра со своим стягом встать в первый ряд.

Войско бодричей строилось по старинке: самую малую единицу составляло «копье» из десятка воинов, пятнадцать «копий» составляли «стяг»; в полку насчитывалось от трех до пяти «стягов».

– Нет, сын, ты останешься при мне, – твердо проговорил Велигор. – Мне нужны надежные помощники, на которых бы я положился во время сражения. Это придаст мне уверенности в руководстве боем.

– Ты просто боишься за меня, – обиженным голосом проговорил сын. – Почему другие рискуют головой и идут впереди своих воинов, а я должен оставаться назади?

– Годолюб, я так решил! Не смей перечить мне, да еще накануне сражения!

«Годолюб! – вспомнил Гостомысл имя княжича. – Тот самый мальчик, которого я видел в прошлый приезд. Он еще тогда не мог выговорить слово «гнилой», а произносил «глиной». Как вырос! И какой красавец! Таким сыном князь может заслуженно гордиться!»

Они пошли дальше, а Годолюб, надувшись, зашагал в сторону костров, разожженных воинами для приготовления ужина. Возле одного из них он увидел двух совсем юных ратников. Одному было, наверно, лет семнадцать, а второму и того меньше. Какими ветрами их занесло на поле брани? В медном котелке у них варилось что-то мясное. Чтобы завязать разговор, он спросил весело:

– По запаху чувствую, варите что-то вкусненькое. Не угостите?

Оба с интересом взглянули на него. Старший ответил:

– Присаживайся. На всех хватит.

Поблагодарив, Годолюб присел на корточки, при свете костра стараясь разглядеть новых знакомых. Оба были одеты в белые рубашки, окаймленные золотыми и серебряными вышивками; на головах боевые платки. Младший был удивительно, по-девичьи красив. Ему бы хороводы водить, а не воевать, подумал он.

– Вижу, издалека прибыли? – спросил он.

Старший метнул на него цепкий взгляд, ответил вопросом на вопрос:

– Как догадался?

– По вышивке. У наших племен таких нет. Не из славен?

– Они самые.

– Бояре?

– Может, и так. А тебе что?

Годолюб пожал плечами, сказал пренебрежительно:

– Наверно, в запас поставлены?

– Ну и что? – уже с раздражением спросил старший.

– Да так. Только завтра будет грандиозное сражение. Самый тот случай, когда можно отличиться. Я встану в первом ряду.

– А он задается, – тонким голосом пропищал младший.

– Да так откровенно! – подтвердил старший.

И тут они, к удивлению Годолюба, стали разговаривать между собой, будто его и не было рядом.

– Помнишь Кнаха, который считал себя лучше всех? – сказал младший. – Такой зануда, такой высокомерный! На корове не подъедешь.

– И как мы его проучили? – весело поддержал его старший. – Поставили на четвереньки и все по очереди прыгали через него.

– А потом под зад коленкой! Так он бежал от нас, а мы ржали ему вдогонку!

– Ну меня-то вы на четвереньки не поставите, – вставая во весь рост, гордо произнес Годолюб. – Как бы я вас строем по одному не поставил!

– Но-но! Не на тех нарвался, – лицо старшего напряглось, было видно, что он готов вступить в драку.

Только этого еще не хватало, чтобы накануне сражения сцепиться с кем-то! Годолюб презрительно хмыкнул и медленно, с достоинством стал удаляться. Вслед ему прозвучал обидный смех. «Пусть смеются, щенята, – подумал он. – Они еще в лицо врага не видели, чего с них взять!» Себя он считал опытным, бывалым воином.

Утро выдалось ясным, солнечным. Оба лагеря пробудились рано, воины позавтракали и начали выстраиваться в боевые линии. Годолюб стоял рядом с отцом и изнывал от нетерпения. В ушах у него продолжал звучать обидный смех тех двоих славен, ему начинало казаться, что они смотрят ему в спину и издеваются над ним; хвалился, что встанет в первый ряд воинов, а сам ошивается вокруг отца. Трепачишка, да и только!

Но вот отец дал ему указание перевести из задних рядов в передние стяг Будимира. Он, Годолюб, выполнит приказ немедленно, но останется с воинами и назад не вернется!