Когда деньги говорят. История монет и нумизматики от древности до поп-культуры - Фрэнк Хольт

кладов каждые полвека закапывали в землю репрезентативную выборку из обращавшихся на тот момент сокровищ, то колебания того, сколько из этих кладов осталось ненайденными их владельцами, не должны влиять на долю золотых монет, присутствовавших в экономике.

Рис. 8.6. Греческие монетные клады, 379–30 гг. до н. э.

На рис. 8.7 с шагом в полвека представлен процент содержания золота в неудачных кладах, сокрытых с 379 по 30 года до н. э.[723]. Заметный всплеск с 5 % в предыдущие полвека до 12 % приходится на период 329–280 годов до н. э. В течение следующих 50–100 лет доля кладов с золотом возвращается к уровням позднеклассического периода, достигая 6 % и 5 %, соответственно. А в течение следующих 150 лет доля спрятанного золота становится еще меньше, падая до 1–2 %. Все это показывает, что «александрово» золотое влияние на денежное обращение было, конечно, существенным, но вряд ли оно было постоянным. Эти данные не подтверждают и заявления о том, что «огромные суммы золота и серебра, которые он захватил в персидских царских сокровищницах Суз и Вавилона и пустил в обращение, навсегда изменили экономику древнего мира»[724]. Возможно, такой вывод справедлив относительно серебра, но точно не в отношении золота.

Рис. 8.7. Доля кладов, содержащих золото.

Основываясь на свидетельствах, собранных в IGCH и CH, I–X, можно утверждать, что золото Александра стало инъекцией в древнюю монетарную экономику, эффект от который исчез в течение нескольких поколений, так что золото никогда не являлось доминирующим металлом, оседающим в кладах. Государства-преемники империи Александра выпускали в эллинистическую эпоху все меньше и меньше золота, о чем можно судить по продукции монетных дворов Селевкидов и Птолемеев[725]. Такая ситуация актуализирует еще один вопрос. Учитывая внутреннюю ценность золота, его исчезновение из одной группы предметов предполагает, что нам следует искать его где-то еще. Очевидные направления поиска включают предметы роскоши, такие как золотые украшения и золотая посуда[726]. Но, к сожалению, среди опубликованных кладов мы встречаем лишь намеки на такое явление, поскольку очень редко рядом с монетами фиксируется наличие украшений. Обычно ювелирные изделия опускают при описании клада, хотя некоторые описания кладов (например, IGCH 289, IGCH 1731 и IGCH 2016) содержат указания на содержавшиеся в них золотые предметы. Можно, конечно, привести документальные и литературные свидетельства о такого рода совместных находках, но они, естественно, будут единичны[727]. Полный же список сокрытых в кладах драгоценностей и посуды был бы весьма желанным дополнением к нумизматическим данным[728]. Пока же мы должны полагаться на мнение искусствоведов и археологов, утверждающих, что «золото в основном использовалось для ювелирных изделий, чему эллинистический период дает множество роскошных примеров»[729].

К счастью для нумизматов, на протяжении тысячелетий многие миллионы монет были спрятаны и потеряны, что дало исследователям непревзойденное наследие вещественных и письменных свидетельств. Создание такого хранилища информации было непростым делом, поскольку первооткрыватели сокровищ часто не решаются поставить историческую значимость их находок выше рыночной стоимости, предпочитая заполнять кассовые аппараты, а не инвентари кладов, таких как IGCH и CH. Ученые должны осознавать как ограничения, присущие этим сборникам, так и их огромный потенциал, а также те жертвы, что сделали возможным их существование[730]. Эти обстоятельства, конечно же, поднимают целый ряд этических и эпистемологических вопросов, с которыми сталкиваются все нумизматы.

9. Этос и этика коллекционирования[731]

Я знаю, что деньги — корень всех зол,

Они делают странные вещи с людьми

Дай пятачок, брат, иль, может дашь дайм?

О, некоторых деньги лишили ума.

О’Джейс, Предавшись сребролюбию[732]

Правильно и неправильно

У монет нет совести. Они ставят собственный безжалостный интерес выше какого-либо альтруизма, чтобы гарантировать собственное выживание и дальнейшее воспроизводство своих мемов. Их сотрудничество с людьми зависит лишь от благоприятного баланса компромиссов и совершенно не отягощено какой-либо моральной ответственностью самих монет. И если такая схема вредит людям, так пусть выживет сильнейший в этом дарвиновском мире пятачков и даймов!

Напротив, люди все время мучаются вопросами о добре и зле, поэтому они должны относиться к деньгам этично, помня не только о словах из эпиграфа к этой главе, но еще одну строку из песни «О’Джейс»: «Вы хотите делать что-то, делать что-то, делать что-то, делать с ними что-то хорошее». Так вот — должны ли люди собирать монеты, которые могли быть незаконно выкопаны и увезены с места находки? Являются ли университеты и музеи хорошими хранителями денежных артефактов? Можно ли опубликовать исторически значимую монету, если ее происхождение не может быть задокументировано? Угрожают ли археологи праву собственности коллекционеров? Должны ли вообще ученые-нумизматы общаться с коллекционерами и продавцами монет? Несмотря на то, что монетам не нужны ответы на эти вопросы, все мы сегодня должны ими озаботиться.

Надо сказать, что ответы на эти вопросы значительно изменились с эпохи Возрождения и вовсе не потому, что изменились монеты, а потому что изменились мы. Наш этос и наша этика изменились настолько, что испанский гуманист XVI века Антонио Агустин-и-Альбанель никогда не смог бы даже представить себе таких перемен. Этот арагонский архиепископ написал влиятельную работу «Диалоги о монетах, надписях и других древностях», адресованную широкой публике, которая была опубликована в 1587 году, уже после его смерти[733]. Книга Агустина, написанная в форме диалога между лектором и его учениками, формулировала антикварианистские взгляды того времени. Используя тот же дидактический подход, но приходя к другим результатам, приводимый далее диалог представляет пример исследования того, как и почему современные нумизматы занимаются коллекционированием[734]. Целью такого диалога является поднятие ключевых вопросов и открытое обсуждение различных точек зрения и интересов, связанных с темой, которая зачастую игнорируется или обсуждается лишь с одной стороны.

История начинается…

Студенты переминались с ноги на ногу в университетском коридоре, не желая беспокоить безупречно одетого джентльмена, уже сидевшего внутри класса. Никто из них не опознал в нем кого-либо из преподавателей, но из-за его преклонного возраста было маловероятно, что он был потерявшимся студентом. Он просто смотрел прямо перед собой сквозь стильные бифокальные очки, перебирая пальцами по поверхности большого портфеля, который держал на коленях. Когда озадаченные студенты все же стали рассаживаться по своим местам, тихо двигаясь вокруг него, он продолжал стоически сидеть, дожидаясь профессора. Когда тот вошел в класс, то пожал руку старому джентльмену и представил