Старший брат моего жениха - Лина Манило

Достаю из бара бутылку шампанского — какое-то хорошее французское и жутко дорогое. Купил его в свой последний приезд, даже не помню зачем. Но, ты гляди, пригодилось. Тут же нахожу фужеры и, быстро сполоснув их на кухне под проточной водой, чуть ли не галопом несусь обратно.

Кира сидит на краешке кровати, смотрит на свои ладони, сложенные на коленях, а когда появляюсь в комнате, улыбается. Черт, если меня так от улыбок ее ведет, что будет дальше?

— У нас какое-то важное событие? — беззлобно поддевает, а я протягиваю ей фужер, в котором пенится углекислотой шампанское. — Какой цвет красивый… янтарный.

Она смотрит через игристое на свет, улыбается, но пить не торопится. И я наливаю немного себе, хотя совсем не люблю этот компот. Но так, за компанию можно потерпеть.

— А за что ты бы сама хотела выпить?

Кира без раздумий отвечает: “За перемены”, и хрусталь наших фужеров соединяется на миг с мягким звоном.

— Знаешь, я почти готова встретиться с сестрой, — тихо говорит, едва пригубив шампанское. Я присаживаюсь рядом, молчу, чтобы не спугнуть момент. — Я хочу с ней познакомиться.

— Уверена?

— Да, как ни в чем другом. Возможно, потом об этом пожалею, но это будет потом.

— Скажи, а ты совсем не ревнуешь, не злишься на нее? На мать ее?

Кира пожимает плечами и снова делает маленький глоток, отмеряя паузы.

— Разве что чуть-чуть. И, если честно, больше меня волнует, что ты… что вы с ней… в общем, это меня волнует сильнее. А так… папа же с ее мамой моей не изменял, так что…

Забираю из ее рук бокал, ставлю на пол и перетягиваю Киру на свои колени. Она чуть-чуть ерзает, ищет удобное положение, а я шиплю сквозь зубы.

— Еще одно движение и увидишь мой позор, — предупреждаю, а она замирает, не дыша. — Помнишь наш разговор в магазине? О том, что я уеду и все в этом духе?

Кира кивает и почему-то цепляется за мои плечи, будто бы боится скатиться на пол. Ощутимо впивается ногтями в кожу, наверняка оставляя следы. Но это неважно.

— Самолеты никто не отменял, понимаешь? Знаю, что ты не бросишь институт, я не смогу оставить свой бизнес и быть тут постоянно. Это сложно, потому что от меня зависит много людей, их семьи, карьера.

— Я понимаю, — облизывает губы, и этим еще сильнее сбивает меня с мысли.

— Я бы хотел быть героем из сказки, лихо кинуть тебе под ноги всю свою жизнь, взять тебя за руку и уйти в закат. Но мы не в сказке, и твоя мечта мне тоже дорога. Твоя физика, учеба, жизнь — я не могу запереть принцессу в лакшери-башне, настругать ей десяток младенцев и требовать покорности и горячий борщ. Не имею права.

Я перемежаю слова поцелуями — болезненными, жалящими. Словно пытаюсь вбить в Киру все свои мысли, самого себя в нее вбить пытаюсь. И она отвечает мне с такой страстью, от одного запаха которой — очень плотного и осязаемого — моя крыша дает мощную течь.

— Но, Кира, запомни: самолеты никто не отменял. Если мы захотим быть вместе, мы будем.

И все, больше я говорить не способен, а Кира уже настолько близко и такая отзывчивая, что все слова моментально лишаются смысла.

Сминаю в кулаках подол сарафана, задираю его выше, обнажая стройные бедра. Оглаживаю мягкую упругую кожу, оставляю на ней отметины, свои следы. Вверх-вниз, вверх-вниз. Сам схожу с ума от каждого прикосновения и, не в силах больше терпеть, перекидываю Киру на кровать, укладываю на спину.

— Если я тороплюсь, скажи мне. Скажи сейчас, пока еще соображаю.

Вместо ответа, Кира обхватывает мою шею руками и тянется за новым поцелуем.

— Сумасшедшая девочка… нашла в кого влюбиться, — бормочу, покрывая щедрыми поцелуями-укусами лицо, волосы, шею.

Хочу чувствовать каждый сантиметр ее тела своими губами, исследовать руками, оставить везде свой след.

Скидываю с себя майку, потому что жарко так, будто бы неожиданно оказался в пустыне без еды и воды. Я бы и штаны к черту сбросил, только вряд ли стоит так пугать неопытную Киру. Нет, пока что все для нее.

— Мне надо в ванную, — вдруг спохватывается, нервно сглатывает и порывается встать, но оставлять ее одну этой ночью не входит в мои планы. Даже в ванной.

— В ванную так в ванную, — говорю и подхватываю Киру на руки.

Она взвизгивает от неожиданности, смеется, но не спорит. И это хорошо.

Кира

Как оказалось, в этом доме две ванные комнаты. И Руслан приносит меня именно в ту, в которой я ни разу не была за те нечастые визиты сюда. Будто бы чувствует что-то, избегает тех мест, которые прочно ассоциируются с Егором.

Ревнует, что ли? Ох…

Яркий свет встроенного светильника бьет по глазам, отражается от глянцевой поверхности светлой плитки, рикошетит в зеркала. Его слишком много для меня одной, от такой иллюминации неловко и… стыдно. И хоть я еще одетая, но близость Руслана смущает очень. И его голый торс тоже.

— Ванная, — зачем-то объявляет и спускает меня на пол, а я переминаюсь с ноги на ногу.

— Спасибо, я быстро.

— Угум, — но никуда уходить не торопится.

Даже отходить от меня дальше чем на пару десятков сантиметров не планирует. Ждет чего-то.

Я догадываюсь чего именно, и от этого осознания краснеют даже кончики пальцев.

— Руслан…

— Что?

— Ты не выйдешь?

— Нет, — уверенно и безапелляционно, а в темных глазах хитрый огонек.

Смотрит на меня сверху вниз, и даже мой высокий для любой среднестатистической девушки рост не делает меня значимее рядом с ним. Наоборот, я будто бы съеживаюсь, становясь совсем маленькой и робкой.

Глубоким вдохом наполняю легкие кислородом, а коленки кажутся ватными, и все мышцы ощущаются мягкими, точно бельевые веревки.

— Если ты и дальше будешь так на меня смотреть, я упаду, наверное.

— Падай, я удержу.

— Обещаешь?

Кивает и касается моих скул пальцами — нежно-нежно, с какой-то щемящей заботой. В каждом его движении намек на нечто большее, но никакого давления, излишнего напора. Просто он рядом, окутывает своей энергетикой, как тончайшим одеялом. И в ней мне тепло и уютно, сказочно.

Всего лишь несколько касаний, и кураж снова льется по моим венам — такой же, как тогда, в магазине. И я опять чувствую себя смелой и немножко дерзкой, и сама тянусь к губам Руслана.

Отмечаю про себя, что его губы припухли не меньше моего, и это осознание почему-то туманит мозг. Открывает шлюзы, и бешеная энергия вперемешку с самыми острыми в моей жизни эмоциями льется со всех сторон водопадом, просачивается наружу.

И снова узлы внизу живота, и я чуть подаюсь вперед — ближе к Руслану, еще ближе, — смыкаю крепче бедра, чтобы хоть немного унять сладкую дрожь. Но напряжение в мышцах ничему не помогает, даже, кажется, еще хуже становится.