Старший брат моего жениха - Лина Манило

Я снова сглатываю, а нос щиплет от желания разрыдаться. Меня переполняет нежность, и я вся сейчас в ее власти.

Руслан опирается одной рукой рядом с моей головой, никому не нужная лейка лежит на дне ванной, а лица наши так близко, что дыхание смешивается в одно. Я чувствую легкий аромат табака, шампанского и почему-то персиков. Пью его, пьянея от каждого глотка, а внизу живота невыносимо остро ощущаются прикосновения. До боли в суставах впиваюсь в бортики ванной, едва не ломаю ногти, всхлипываю, когда палец Руслана проникает в меня медленно и аккуратно. Кажется, аромат моего возбуждения скоро затопит все вокруг.

И когда Руслан касается какой-то точки, надавливает на нее сильнее, выбивает из моего тела искры, меня пронзает таким сильным оргазмом, что на миг пропадает слух и зрение. Просто слепну, глохну, теряю всяческие ориентиры, будто бы глубокой ночью заплыла далеко-далеко за буйки.

— Руслан! — выкрикиваю так громко, как не кричала никогда в своей жизни.

А он подхватывает меня, выносит из ванной, дрожащую и бормочущую какую-то ересь, закутывает кое-как в полотенце.

Вспышка, еще одна, кадр, за ним другой, и вот мы уже снова в спальне. За окнами ночь, в комнате нас только двое, и я, опьяневшая и окончательно потерявшая разум, льну к Руслану. Оплетаю его ногами и руками, прижимаюсь так крепко, как только могу, а он целует меня, иногда прикусывая кожу.

— Господи, как же хорошо, — выдыхаю, а Руслан тихо рычит, собирая пальцами влагу, щедро скопившуюся между моих бедер.

И мне бы устыдиться, растеряться, замкнуться в себе, как последней трусихе, но я снова развожу ноги шире и прошу только об одном:

— Сделай меня своей.

В ответ тихое рычание, приглушенные ругательства и шелест фольги. Отгоняю прочь мысли о возможной боли — это лишнее, мне нельзя об этом думать. Секунды без Руслана сейчас действуют на меня губительно, но вот он снова рядом.

— Я хочу коснуться тебя, — вырывается из меня, но Руслан, нависший надо мной, отрицательно качает головой.

— Потом, пожалуйста. Иначе это будет слишком для меня.

Снова целует глубоко и страстно. Проникает языком в мой рот, будто бы именно им собирается лишить меня девственности. И я принимаю все, что отмерено этой ночью. Руслан переносит вес на одну руку, второй сгибает мою ногу в бедре, а во влажные складки упирается что-то… большое и упругое.

— Просто отпусти себя на волю, — просит, толкаясь чуть-чуть вперед.

Самую малость наполняет меня собой и шипит. Я впиваюсь в его плечи ногтями — раню, наверное, но мне так хорошо и страшно одновременно, что не могу себя сдержать. Но я должна сказать: эта мысль не дает покоя. Я должна быть честной.

— Руслан, я ни с кем, никогда… ты понимаешь? Знаешь об этом? — бормочу, ловя его мутный взгляд и усмешку.

Руслан целует меня в кончик носа, выдыхает: “Знаю” и толкается еще чуть-чуть. Медленно растягивает под себя, с каждым движением дрожа все сильнее. Вот-вот он сорвется, и я обхватываю свободной от его хватки ногой широкую спину. Действую на инстинктах, когда кусаю Руслана за плечо. Мне так хорошо сейчас, так сладко…

— Пожалуйста, Руслан…

— Больно будет, торопыга, — хрипит мне на ухо и обводит языком ушную раковину.

Мать. Моя. Женщина!

Толчок, еще один, и слабая вспышка боли все-таки накатывает волной. Руслан замирает, я ошарашено смотрю на него, сглатываю слюну, а он вопросительно приподнимает брови.

Странно, но мне не хочется ни визжать, ни убегать, ни прятаться, проклиная весь мужской род. Несмотря на боль, мне хорошо. Очень хорошо.

И чтобы доказать это Руслану, чтобы убедить, что я не хрустальная кукла, толкаюсь сама вперед. Мне нужно быть к нему ближе, нужно чувствовать всего в себе.

— С ума меня сводишь, — рычит, выскальзывая из меня. Но после снова входит. Резче чем сначала, напористее.

Прислушиваюсь к своим ощущениям, но боль уже настолько слабая, что даже внимания обращать не стоит. Ерунда сущая, бывало и больнее.

— Мать его, какая узкая, одуреть.

Я закрываю глаза, выгибаюсь навстречу, когда движения Руслана становятся все быстрее и быстрее. Из моей груди рвется протяжный стон, а пальцы Руслана на моем бедре жалят.

То, что происходит сейчас между нами — порочно и невинно одновременно. Каждое движение, каждый вдох, хриплый выдох, глухое бормотание и какие-то непристойности — все это наполнено настолько глубоким смыслом, что по моей щеке катится слеза. Я действительно плачу, потому что невозможно удержаться, когда от эмоций рвет на части.

Руслан отпускает мое бедро и, просунув руку между нашими телами, находит клитор. Там все слишком влажно, скользко, возбуждено и стоит ему надавить на тугую горошину чуть сильнее, меня швыряет в волну нового оргазма, словно в эпицентр шторма.

И Руслан догоняет меня на самом пике, глухо рычит и падает рядом, подминая под себя. Мне не больно и не тесно в его объятиях.

Мне хо-ро-шо.

Кира

— Экзамен! — кричу, подскакивая на кровати. — Мамочки! Проспала!

Моим воплем, наверное, можно согнать голубей со всех крыш города. Меня прошибает автоматной очередью паники — я ведь ни разу в своей жизни никуда не опоздала и ни о чем не забыла. Надо же, каким отвлекающим фактором оказался в моей жизни секс. И этот мужчина, который входит в комнату абсолютно одетый и смотрит на меня, бегающую по комнате в поиске одежды, широко улыбаясь.

— Зачем подскочила? — спрашивает, а я снова и снова повторяю про экзамен, паникую, бегаю. — Ладно мне работать надо, а ты зачем?

Руслан подходит ближе, обнимает за талию и останавливает от очередной попытки стукнуться чем-нибудь об угол или тумбочку. Вдыхаю аромат цитрусового геля для душа и, протянув руку, убираю со лба Руслана небрежную еще чуть-чуть влажную прядь темных волос.

— Во всколько экзамен?

— В десять.

— А сейчас который час?

— Не знаю.

— Вот, надо сначала на часы смотреть, а потом уже пятки скипидаром мазать, — смеется и, обхватив мое лицо ладонями, целует в кончик носа. — Сейчас только четыре утра.

— Правда, что ли?

Смотрю на Руслана с недоверием, а он смеется.

— Не веришь? — уже откровенно хохочет, а я беззлобно бью его в плечо.

Господи, словно из стали отлитый, твердый такой, большой. Слишком большой, но мне нравится.

— Голодная? — спрашивает, прижимая меня к себе крепче. Слегка покачивается из стороны в сторону, поводит бедрами, будто бы на танец меня приглашает.

И я поддаюсь ему, нахожу тот же самый ритм, и меня уносит волной невозможной запредельной гармонии.