Casual 2. Пляска головой и ногами - Оксана Робски

– Прекращай! – говорит Марина Сми. – Тыпотрясающая женщина, и муж твой, кажется, об этом вспомнил.

– Уже почти сорок лет я потрясающая женщина, –перебивает ее Катя, – пора бы мне стать потрясающим человеком!

– Ты потрясающий человек, – говорю я. – И мытебя очень любим.

– Странно, не пьешь, а в любви объясняешься.

– Это Чернова не пьет. Ты путаешь.

Чернова заказала кофе и куантро.

– Ты чего такая грустная? – спрашивает Марина,сдвинув брови «домиком». Сочувственно.

Чернова сосредоточенно смотрит в кофейную чашку. Как будтогадает. Или угадывает что-то очень важное. Задумчивая серьезность плохосочетается с ее внешностью. Хотя ее вполне можно представить шаманкой, вритуальном танце топлес перед костром.

– Девочки, дайте минутку. Приду в себя и все расскажу.

– Обрати внимание на пепельницу! – Марина честностарается ее развеселить.

В пепельницах «GQ» нет ничего особенного. Они даже не смешные.Просто семейство Черновых коллекционирует ресторанные пепельницы. У них их штукдвести. Со всех концов земного шара. Маленькие, которые умещались в карман,тяжелые, которые надо было незаметно опустить в сумочку, бронзовые, деревянные,хрустальные и пластмассовые. Дизайн не имел никакого значения, хотя и вызывалнеизменное умиление хозяев. Главным в коллекции было их количество.

Чернова скользнула взглядом по громоздкому сооружению изстекла. Равнодушно.

– Девочки! – Высокая блондинка в короткой замшевойюбке и белой блузочке с рюшами расцеловалась с Мариной и лучезарно улыбнуласьвсем остальным.

Под ее фотографиями в светской хронике обычно пишут:«светская львица». До сих пор. Она почему-то не развивается по обычной в такомслучае схеме: светская львица -» дизайнер -» телеведущая -» писатель. Нопоскольку прогресс охватывает все составляющие человечества, то чаша сия витоге не минует даже блондинок. А лет через пять следующим звеном цепочки (нето чтобы очень логической) станет, например, профессия «политик». И нашисветские львицы догонят западных порнозвезд. Наконец-то!

Хотя я почему-то развиваюсь в обратном направлении. Впервыепоявившись на страницах глянца как автор книги, теперь частенько встречаю подсвоей, как правило, неудачной фотографией подпись: «Писательница и светскаяльвица».

Блондинка – светская львица рассказывает историю:

– Прихожу к гинекологу. Профессор. А он мне: «Здрасьте,мы с вами знакомы, вместе за одним столом сидели, вино пили!» Я думаю: «Очень«приятно»… Сейчас я на кресло сяду, а потом мы опять где-нибудь в светскойкомпании…» А он все время по-английски что-нибудь – «how are you» – и всетакое. Говорит: «Раздевайтесь, туфли можно не снимать». А я на такихкаблучищах, в стиле Памелы Андерсон! Залезаю в кресло. Представляете? В туфлях!Ноги в разные стороны! А он смотрит – «nice, nice» говорит. Потом коллегпозвал. А коллеги все армянской национальности! И все смотрят! На достояниеМосквы! И головами кивают. И причмокивают: «nice». Я им говорю: «Может, анализывозьмете?» Какое там! 300 евро еще с меня взяли! За такую красоту!

За столиком прямо у входа сидит моя знакомая с подругами. Еезовут Оля. У нее модный магазин, модная блузка и недоеденные лангустины. Надопоблагодарить Олю за платье, которое я взяла для съемки в «L'Officiel».

Подсаживаюсь к ним. Отличный столик – всех видно. Но я нелюблю у входа. Я люблю у рояля.

За соседним столиком – на маленьком диванчике – мужчина сдевушкой. Он целует ей руки и заглядывает ей в глаза.

Окружающие косятся на них.

– Помощник Абрамовича, – заговорщицки сообщаю Оле.

– А она кто?

Пожимаю плечами.

– Лохушка какая-то, – подытоживает одна из Олиныхподружек. – А он ничего, симпатичный. А она прямо ужас. Ну, не то чтобыужасужас, а просто ужас. А он… я бы влюбилась!

– Представляешь, – говорит Оля, – мы уже двас половиной года встречаемся, а я до сих пор не знаю, есть ли у него дети.

– Да? Это очень странно. – Пытаюсь вспомнить, скем же встречается Оля. Конечно, вспомнить не удается. – А ты не можешькак-нибудь выяснить?

– Вот еще! Мне и неинтересно! – Оля доедаетлангустина. – Буду я себе голову забивать всякой ерундой! Я лучше подумаюо том, какой помадой мне губы накрасить.

За столиком у стенки тоже знакомые. Пересаживаюсь к ним.

– Смотри, – киваю на тот романтический столик, гдемужчина без устали целует девушке руки.

Кто она? – спрашивает Анна, пластический хирург. Покрайней мере, так написано на ее визитке. Хотя ее визиткой вполне смог бы статьее собственный нос. Если это, конечно, ее работа.

– У нее деревообрабатывающие заводы в Сибири. А он так– неудачник какой-то.

– Она красотка, – авторитетно говорит Анна, –а ему бы уши прижать не помешало. И верхнее веко слишком тяжелое. И вообще, чтона нем надето? Вот девки! На всех подряд уже вешаются!

– У меня верхнее веко не тяжелое? – беспокоюсь я.

– А у меня? – интересуется приятельница Анны,ковыряясь вилкой в салате.

– Нет, девочки, – Анна успокаивает всех так, кактолько и может успокоить пластический хирург. – Вы – чемпионы породы!

У Анны выставочный бордосский дог. Так что в породе онаточно разбирается.

Возвращаюсь за наш столик. Катя без устали рассказываетРегине о том, что она сделает с той журналисткой, которая подло раздобылагде-то ее фото с актером.

– Нет, ну вот ты – можешь найти мне этужурналистку?! – нетрезво интересуется Катя.

– Я? Могу! Это какая была газета? – Регина листаетсвою тетрадку.

– А как? Они же там фамилии-то свои не пишут! –Катя в азарте.

– Тебе вообще это надо? – Марина подает реплики внужный момент, как профессиональная теннисистка теннисный мячик.

– Мне? – Катя размахивает стаканом, как будто вруке у нее знамя. – Надо! Еще как! Я ее уничтожу! Я ее… Я ей горлоперегрызу!

А из-за чего он? – тихо спрашиваю Чернову. Ее сын вбольнице. Диагноз – отравление. Как обычно – в таких случаях.

Она пожимает плечами. Еле заметно. Как будто тяжесть,лежащая на них, не позволяет ей пожать плечами по-настоящему.

– Не знаю.

– А как? Таблетками? Она кивает.

Наверное, нашими. Импортными и не отравишься.

– А ты ничего не замечала?

Надо было говорить с ней. Об этом. Так ей станет легче.Именно за этим она здесь.

– Нет. Он вроде такой веселый был. Я даже думала –влюбился. Спросил, бриллиант во сколько карат порадовал бы девушку…