«Священные войны» Византии - Алексей Величко

Вскоре после смерти папы Вигилия, когда раскол на Западе деятельными усилиями других понтификов был преодолен и V Собор получил повсеместное признание, для Рима встал актуальный вопрос: каким образом оправдать своего предшественника. Интересную попытку предпринял папа Пелагий II (579—590), заявивший в одном из своих посланий следующее:

«Вы прибавляете, – пишет он адресатам, – что сначала и Апостольский престол в лице папы Вигилия, и все предстоятели латинских провинций твердо противостали осуждению “Трех глав”. В этих словах мы замечаем, что та же самая вещь, которая должна была бы вас призвать к согласию, отвлекает вас от него. Ведь латиняне, а также люди, незнакомые с греческим языком, поздно узнали свою ошибку потому, что не знали языка. И им тем скорее должно верить, что их твердость не оставляла спора до тех пор, пока они не осознали истину. А если бы они согласились опрометчиво, прежде чем осознали истину, то ваша братская любовь справедливо смотрела бы на них с презрением, но они согласились после долгого труда и после того, как долгое время спорили, даже до обид»[329].

Конечно, эти аргументы абсурдны. Более того, как легко убедиться, они идут вразрез с обычным утверждением предстоятелей Римского престола, будто Вселенские Соборы созывались их велениями (в отношении V Собора такой тезис просто нелеп и смешон), и будто бы Соборы провозглашали лишь то, что высказывал понтифик.

В литературе иногда встречаются попытки умалить достоинства V Вселенского Собора, а, следовательно, и императора св. Юстиниана Великого. Но послушаем, что сказал по этому поводу один авторитетный автор. «Пятый Вселенский Собор, – пишет он, – нередко оценивается негативно. Иногда – резко отрицательно. Такая оценка основывается не на внутреннем достоинстве Собора, а на его исторических обстоятельствах и последствиях. Для католиков Собор являет вопиющее несоответствие догмату папской “непогрешимости” и вообще представлениям о канонической роли папы в Соборах. Последствия Собора не были во всем таковы, какими их хотели увидеть инициаторы Собора. Большие массы окраинного населения, иногда целые народы, так и не приняли Халкидон. Но, думается, в области греческого богословия Собор был решительной и решающей победой, которая положила предел столетнему творческому цветению “монофизитского” богословия. С тех пор монофизитство консервируется в элементарных формулах-лозунгах и окончательно становится знаменем окраинного антиимперского национализма. Отныне в греческом богословии пересмотр Халкидона был невозможен. Появившееся позднее монофелитство было попыткой компромисса с антихалкидонитами без отречения от Халкидона»[330].

С практической точки зрения V Вселенский Собор, наверное, не принес тех результатов, на которые рассчитывал император, да и могло ли быть иначе? Уже в течение 100 лет Империю и Церковь раздирал национально-религиозный сепаратизм окраинных провинций, и не удивительно, что политика св. Юстиниана не могла в одночасье решить все те проблемы, над разрешением которых бились его предшественники.

Однако своими продуманными и системными действиями св. Юстиниан заложил семена скорых успехов, плоды которых не заставили себя ждать. В первую очередь это касается Армянской церкви, до ссих пор пребывавшей в жесточайшей оппозиции к Халкидону и едва поддерживавшей отношения с Кафолической Церковью. В 552 г. при католикосе Моисее II (551—593) Собор армянских епископов установил для своих соотечественников новое летоисчисление и особый армянский календарь, еще более отдаляясь от Вселенской Церкви. Однако в целом отношение к Халкидонскому Собору при этом католикосе резко изменилось в лучшую сторону, что было обусловлено религиозной политикой императора и осуждением «Трех глав». Более того, желая закрепить успех, св. Юстиниан назначил в византийскую часть Армении способного и внимательного чиновника, который совершенно устранил притеснения армян со стороны римских властей. И хотя сам католикос Халкидонский орос так и не принял, в Армении образовалась довольно многочисленная и сильная группа сторонников Собора[331].

В некоторых источниках содержатся сведения, будто богословски победив монофизитство, в последний год жизни св. Юстиниан начал менять свое отношение к нему и даже попытался издать не дошедший до нас новый эдикт «О тленном и нетленном», чуждый благочестию, как говорит историк[332].

Но следует особо отметить, что ссылки на арфатодокетизм «позднего» св. Юстиниана должны воспринимать весьма критически. В первую очередь нужно обратить внимание на чрезвычайную скудость исторических свидетельств на этот счет. Во-вторых, «все то, что известно о богословской линии св. Юстиниана, которая, подобно его церковно-политическому курсу, была средней линией, противостоящей, как это и свойственно истинному Православию, крайностям и с одной, и с другой стороны. Очень трудно допустить, что св. Юстиниан, который анафематствовал даже умеренное монофизитство, вдруг в конце жизни впал в самую крайнюю его форму»[333].

Нельзя игнорировать еще одно объяснение. Внимание св. Юстиниана к арфатодокетизму, основателем которого являлся Юлиан Галикарнасский, далеко не случайно. Император всегда воспринимал то или иное богословское учение, идущее вразрез с Халкидоном, как своеобразный вызов себе. Тем более что это учение приняло поистине международный характер и включало в свой состав многочисленную паству, по численности едва ли уступавшую севирианам. В своем стремлении примирить все партии св. Юстиниан вступил в общение с персидскими несторианами, с которыми провел ряд консультаций и собеседований. И, вырабатывая собственную позицию по вопросу нового учения, святой император невольно излагал те тезисы арфатодокетов, которые стали для него своеобразным стимулом для размышлений[334].

Как видим, об этом событии можно судить (если вообще допустимо) только по косвенным признакам. Справедливости ради отметим, что в пользу существования сочинения «О тленном и нетленном» – факт освобождения от кафедры бывшего царского любимца патриарха Евтихия, которого император снял за то, что тот не подписал данный документ[335].

Излишне, наверное, говорить, что не знающая греха Церковь своим соборным разумом расставила все на свои места. И сегодня, как и 1500 лет назад, имена св. Юстиниана Великого и св. Феодоры содержатся в списке святых и прославленных Церковью христиан.