Азартная игра - Феликс Фрэнсис

– И вы это сделали? – спросил он.

– Так, копнул немного, а потом, уже в субботу, сказал ему, что не могу проводить расследование за спинами других сотрудников фирмы. И посоветовал ему поговорить с менеджером, ответственным за эту сделку.

– С кем именно? – спросил Томлинсон.

– С Грегори Блэком, – ответил я. – Полковник Робертс говорил с ним в понедельник, буквально за день до своей смерти.

– Но было бы слишком смело предположить, что его убили именно из-за этого. Или у вас есть основания полагать, что к убийству причастен Грегори Блэк?

– Нет, конечно, нет, – ответил я. – Грегори Блэк человек вспыльчивый, но вряд ли способен на убийство.

Или все же способен? Откуда мне знать, что творилось у него в голове? Возможно, кто-то другой подслушал их разговор? Но Грегори – убийца? Нет, это невозможно!

– Но это еще не все, – продолжил я. – В прошлую пятницу я отправил одному человеку в Болгарию e-mail, а во вторник днем убийца стоял у двери в мою квартиру.

– Вот как, – заметил инспектор, явно заинтересованный этим рассказом. – Попробую выяснить, проводилось ли вскрытие полковника Робертса. Где он проживал?

– В Хемпстеде, – ответил я. – Умер лишь вчера, а уже сегодня, как раз сейчас, его хоронят на еврейском кладбище в Голдерс-Грин.

– Что-то больно быстро.

– Ну, это еврейская традиция, хоронить умерших как можно быстрей.

– Хорошо хоть, что у них не в ходу кремация, – заметил он. – Если покойного кремировали, второй раз на тело уже не взглянешь. По опыту знаю. – И он усмехнулся этой своей шутке.

«Все же тяжкая у него работа, – подумал я. – Практически ежедневно сталкивается со случаями насильственной смерти и вынужден разбираться с причинами».

– Дадите мне знать, когда получите результаты? – спросил я.

– Если смогу, – ответил он. – Свяжусь с вами, как только что-то узнаю.

– Я сейчас не дома. И мой мобильник здесь не работает.

– Где же это вы?

Мне не хотелось говорить ему. Чем меньше людей будут знать, тем в большей я безопасности. Но ведь он полицейский, он обеспечил мне железное алиби, когда меня арестовали по подозрению в покушении на убийство.

– Я в деревне под названием Вудменкоут, – ответил я. – Это неподалеку от ипподрома в Челтенхеме. Здесь живет моя мать. – И я продиктовал ему номер телефона мамы.

– Челтенхем довольно далеко от вашей конторы, – несколько недоуменно заметил он.

– Знаю, знаю. Я убежал. Скрылся. Поскольку суперинтендант Иринг отказался предоставить мне защиту. А я чувствую себя страшно уязвимым. И домой мне никак нельзя.

– Я вас не осуждаю, – пробормотал он.

– Так как насчет того, чтоб предоставить мне защиту? – спросил я. – Ну, хотя бы одного полицейского, храброго парня с пушкой, ненавидящего наемных убийц?

– Посмотрим, что тут можно сделать, – ответил он. – Особенно если выяснится, что полковник Робертс был убит.

– Да, и вот еще что, – поспешил я со следующей просьбой, пока старший инспектор, похоже, был настроен благодушно. – Не могли бы вы выяснить, начал ли давать показания полиции Уилтшира Билли Серл? И что именно он им сказал?

– Вы считаете, и он имеет к этому какое-то отношение?

– Нет, не считаю, – ответил я. – Просто знаю, во что инвестировал свои деньги Билли, потому как был его агентом. И Болгария тут ни при чем. Просто интересно, что он смог рассказать полиции. Ведь меня арестовали по подозрению в покушении на него.

– Попробую, – сказал Томлинсон. – Но эти сельские детективы, как правило, не настроены обсуждать свои дела с офицерами из других подразделений.

– Просто напомните им, что это я дал им информацию о том, что Билли Серл задолжал кому-то сто тысяч. И именно вы удержали их от дальнейших глупостей, предоставив мне железное алиби.

– Ладно, ладно. Попытаюсь.

Я спустился вниз и застал маму и Клаудию за обсуждением планов подготовки к свадьбе.

– Ему давно надо было сделать тебе предложение, – заметила мама, выразительно глядя на меня.

– Но он не делал, – сказала Клаудия. – Я его попросила.

Мама была ошарашена и секунды на три даже лишилась дара речи. Она всегда чтила традиции.

– Несколько необычно, – пробормотала она наконец. – Но Николас всегда был мальчиком со странностями.

Джен Сеттер тоже назвала меня странным.

Неужели это так?

Лично я сомневался.

Сам я себе казался нормальным. Но ведь большинство людей считают себя нормальными и при этом страшно не похожи друг на друга. Очевидно, в мире людей просто не может существовать такого понятия, как нормальный.

– А теперь, мои дорогие, – мама решила сменить тему, – не желаете ли съесть поздний завтрак? У меня в духовке стоит изумительный пастуший пирог.

– Мам, – сказал я, – уже четвертый час пошел.

– Ну и что? Вы же наверняка проголодались с дороги.

Как ни странно, но я действительно был голоден и по взгляду Клаудии понял, что и она тоже. По дороге сюда я так сосредоточился на вождении, так старался не растрясти Клаудию, не навредить ей, что не догадался сделать остановку и где-то перекусить.

И вот все мы уселись за стол и приступили к позднему завтраку из пастушьего пирога и брокколи, и мама настояла, чтоб я взял себе добавку.

Без двадцати шесть я позвонил Патрику на мобильный, рассчитав, что к этому времени похоронная церемония уже должна была закончиться, а рабочий день – еще нет.

Клаудия была наверху, прилегла отдохнуть, мама хлопотала у плиты, готовя еще одну высококалорийную, питательную и богатую белками трапезу – рагу из цыпленка, риса и овощей. Я разместился на диване в гостиной лицом к ней, но на достаточном расстоянии, чтоб она не могла подслушать разговор.

– А, да, Николас, – несколько растерянно произнес Патрик. – Миссис Макдауд передавала, что ты звонил. Прости, что никак не мог перезвонить тебе раньше.

– Сожалею о случившемся с полковником Робертсом, – сказал я.

– Да, это просто ужасно. Ему было всего шестьдесят два. Радуйся жизни, пока жив, вот что я всегда говорю. Никогда не знаешь, когда за тобой явится старуха с косой.

«Да», – подумал я. – Однажды мне удалось перехитрить эту дамочку на Личфилд-гроув».

– Ты с Грегори говорил? – перешел я к сути дела.

– Говорил, – ответил он. – Грегори страшно зол на тебя.

– Но за что?

– А ты как думаешь? – сердито спросил он. – Да просто за то, что тебя арестовали, а потом вся эта грязь выплеснулась в газеты и на телевидение. Он считает, что ты подорвал репутацию фирмы.