Аналитическая психология - Карл Густав Юнг

308 Впрочем, индивид не только вынужден подчиняться требованиям внешнего мира, побуждающим его к отождествлению со своей маской; в равной степени он подвержен и влияниям изнутри. «Высокое зиждется на низком», – говорит Лао-цзы. Противоположность пробивает себе путь наверх изнутри; так, как будто бессознательное подавляет эго той же самой силой, которая вовлекает эго в персону. Отсутствие внешнего сопротивления персоне означает аналогичную внутреннюю слабость перед влияниями бессознательного. Снаружи разыгрывается эффектная и сильная роль, внутри же развивается женоподобная слабость перед любым влиянием, исходящим из бессознательного. Настроения, капризы, робость, даже вялая сексуальность (кульминацией которой становится импотенция) постепенно берут верх.

309 Персона, этот идеальный образ мужчины, каким он должен быть, внутренне компенсируется фемининной слабостью. Если внешне он играет роль сильного мужчины, то внутри становится женщиной, т. е. анимой, ибо именно анима реагирует на персону. Однако внутренний мир темен и невидим для экстравертированного сознания; поскольку мужчина тем меньше способен замечать свои слабости, чем больше он идентифицирует себя с персоной, антипод персоны – анима – остается во мраке и сразу же проецируется, в результате чего наш герой оказывается под каблуком собственной жены. Если это приводит к значительному усилению ее власти, она проявляет себя не с лучшей стороны. Она занимает низшее положение, тем самым предоставляя мужу долгожданное доказательство того, что не он, герой, стоит ниже в частной жизни, а его жена. Взамен жена может лелеять иллюзию, что она вышла замуж за героя, не замечающего ее собственную никчемность. Эту маленькую игру иллюзий часто принимают за смысл жизни.

310 В целях индивидуации или самореализации человеку не только важно различать, кем он является и каким кажется себе и другим, но и совершенно необходимо осознать невидимую систему отношений с бессознательным, особенно с анимой, дабы иметь возможность отличить себя от нее. Конечно, нельзя отделить себя от чего-то бессознательного. В случае персоны достаточно просто дать понять мужчине, что он и его работа – две разные вещи. Отличить же себя от анимы крайне трудно, хотя бы потому, что она невидима. Прежде всего он должен победить предрассудок, что все, что исходит из него, происходит из истинных глубин его существа. «Сильный мужчина», возможно, признает, что в частной жизни он крайне недисциплинирован, но это, по его словам, просто «слабость», с которой он как бы объявляет себя солидарным. В этой тенденции кроется культурное наследие, которым нельзя пренебрегать; когда мужчина признает, что его идеальная персона ответственна за все, кроме идеальной анимы, его идеалы рушатся, мир становится неоднозначным, он становится неоднозначным даже для самого себя. Его охватывают сомнения о добре, и, что хуже, он начинает сомневаться в собственных благих намерениях. Если поразмыслить о том, насколько тесно наша приватная идея о благих намерениях связана с историческими предпосылками, станет ясно, что гораздо приятнее сожалеть о личной слабости, нежели рушить идеалы.

311 Однако поскольку бессознательные факторы действуют как детерминанты не меньше, чем факторы, регулирующие жизнь общества, и не менее коллективны, я мог бы научиться различать то, что я хочу, и то, что навязывает мне бессознательное, равно как и то, что требует от меня моя служба, и то, чего желаю я сам. Поначалу ясно только одно – несовместимость требований, исходящих извне и изнутри, с эго, стоящим между ними, как между молотом и наковальней. Но против этого эго, бросаемого, словно волан, между внешними и внутренними требованиями, стоит некий едва различимый арбитр, которого я ни в коем случае не назвал бы обманчивым термином «совесть», хотя, в своем лучшем смысле, это слово отлично подходит для обозначения данной фигуры. То, что мы сделали с нашей «совестью», Шпиттелер описал с непревзойденным юмором[147]. Посему мы должны старательно избегать данного конкретного значения. Будет гораздо лучше, если мы попытаемся понять, что трагическая контригра между внутренним и внешним (запечатленная в Иове и «Фаусте» как пари с Богом) представляет собой, в сущности, энергетику жизненного процесса, полярное напряжение, необходимое для саморегуляции. Какими бы разными ни были эти противодействующие силы, их фундаментальное значение и желание – жизнь индивида: они всегда колеблются вокруг этого центра равновесия. Только потому, что они неразрывно связаны через противостояние, они также объединяются в некоем посредническом значении, которое, вольно или невольно, рождается из индивида и потому предугадывается им. Он чувствует, что должно быть и что может быть. Отход от этого прогноза означает ошибку, заблуждение, болезнь.

312 Вероятно, наши современные понятия «личного» (persönlich) и «личности» (Persönlichkeit) не случайно происходят от слова «персона». Я могу утверждать, что мое эго личное или личность, и в том же смысле я могу сказать, что моя персона – это личность, с которой я себя более или менее отождествляю. Тот факт, что я обладаю двумя личностями, не столь удивителен, ибо каждый автономный или даже относительно автономный комплекс может проявляться как личность, то есть быть персонифицированным. Самый очевидный пример – так называемые спиритуалистические манифестации автоматического письма и тому подобное. Полученные предложения всегда являются личными утверждениями и излагаются от первого лица единственного числа, как если бы за каждым высказыванием стояла настоящая личность. Наивный разум сразу думает о духах. То же самое наблюдается и в галлюцинациях душевнобольных, хотя их часто можно рассматривать как простые мысли или фрагменты мыслей, связь которых с сознательной личностью очевидна всем.

313 Помимо прочего, склонность относительно автономного комплекса к прямой персонификации объясняет, почему персона производит настолько «личный» эффект, что эго легко обманывается и уже не знает, какая личность «истинная».

314 Все, что истинно для персоны и всех автономных комплексов в целом, также истинно и для анимы. Она также является личностью, а потому легко проецируется на женщину. Пока анима бессознательна, она всегда проецируется, ибо проецируется все бессознательное. Первым носителем образа души всегда является мать; позже его несут те женщины, которые пробуждают чувства мужчины, будь то в положительном или отрицательном смысле. Поскольку мать является первым носителем этого образа, отделение от нее – деликатный и важный вопрос, имеющий огромное образовательное значение. Соответственно, у примитивов мы находим большое количество ритуалов, предназначенных для организации такого разделения. Сам факт взросления и внешнего разделения недостаточен; впечатляющие обряды посвящения в «мужской дом» и церемонии второго рождения необходимы для того, чтобы отделение от матери (и, следовательно, от детства) прошло максимально успешно.

315 Если отец защищает сына от опасностей внешнего мира и тем самым служит ему образцовой персоной, то мать оберегает его от опасностей, которые угрожают ему из тьмы его собственной психики. Посему в обрядах инициации посвящаемый получает наставления относительно этих явлений «другой стороны», дабы отныне он мог обходиться без защиты матери.