Группи: Sex, drugs & rock’n’roll по-настоящему - Джонни Бирн

Каждую свободную минуту мы старались проводить вместе, и я, конечно, слегка забросила работу. Я убеждала себя, что это не имеет никакого значения, потому что скоро Ларри уедет насовсем, и я хотела напоследок насладиться его обществом. Мы почти не спали, поскольку постоянно находились темы для разговора, а потом наступало время секса, и мы сами не замечали, как начинало светать. Группа улетала в Канаду на следующий день после концерта в «Big Tower». В день их выступления я и вовсе не могла сосредоточиться на работе. Попросив одну из младших сотрудниц подменить меня на рабочем месте, я умчалась в гримерку, чтобы побыть с Ларри. Слушая шоу Sound & Touch, я испытывала неподдельную гордость за любимого. Ларри играл на басу, и мне особенно нравилось, когда вокалисты отдыхали и музыканты выходили на передний план. Поначалу по сцене скакал пожилой поэт в трусах, пританцовывая и размахивая плакатами с лозунгами. В Америке, как мне объяснил Ларри, это было абсолютно нормально, но для английской публики выглядело странно. Да и сама я, честно говоря, не особенно впечатлилась. Зато когда за дело взялась гитарная секция, публика поддержала ребят на все сто процентов. Реакция была потрясающая. Ларри прекрасно смотрелся на сцене. Каждый раз, когда он отбрасывал назад свои длинные волосы, я вспоминала, как они скользили у меня по лицу, пока мы занимались любовью. Все знали о нашем романе и уверяли, что мне очень повезло. Впрочем, я и сама это знала и не нуждалась в чужих подсказках. Мне уже было не важно, чтобы все знали, кого я подцепила. Мы любили друг друга, и других подтверждений мне не требовалось.

Когда шоу закончилось, мы сразу поехали домой, чтобы провести вместе последние несколько часов. Это было невыносимо — Ларри обещал вернуться, а я умоляла его не уезжать. Он уверял меня, что не хочет никуда ехать, но не может просто так бросить группу. Все контракты подписаны, впереди еще столько работы… Он пообещал, что пригласит меня к себе, когда они снова окажутся в Нью-Йорке. Я увидела противоречие в том, что сначала он обещал приехать сам, а теперь говорит, что позовет меня в Нью-Йорк, и мы впервые поссорились. Все кончилось тем, что мы сидели и дулись друг на друга. А потом уснули, хотя не собирались, и утром не услышали будильник. Какой-то инстинкт заставил меня подскочить в постели. У Ларри оставалось ровно десять минут, чтобы добраться до отеля, откуда они уже все вместе должны были ехать в аэропорт. Он разозлился, что мы проспали, и вдобавок никак не мог найти свою повязку для волос, отчего настроение у него испортилось окончательно. У нас уже совершенно не оставалось времени на разговоры, поэтому мы просто целовались на прощанье.

— Я буду писать, обещаю, — сказал Ларри.

— Я никогда тебя не забуду, — ответила я.

Я следила, как он спускается по лестнице, а потом вышла на балкон посмотреть, как он удаляется вниз по улице. Вот и все, подумала я и топнула ногой от несправедливости всего происходящего. Я знала, что мои чувства изменятся, когда он окажется за океаном и пройдет какое-то время. И знала, что Ларри это тоже прекрасно понимает. Я заплакала и почувствовала себя совсем одинокой, ведь мне было так с ним хорошо на протяжении этих десяти дней.

В последующие несколько дней я жила и работала, словно робот, пытаясь убедить себя в том, что ничего не было. Но как только мне начало казаться, что Ларри всего лишь плод моего воображения, я получила письмо. И не просто письмо: в огромном конверте лежало множество маленьких, в пяти из которых я нашла любовные письма других девиц к Ларри.

Их послания дышали подростковым поклонением, и чем дальше я их читала, тем больше поражалась. Зачем нужно было присылать мне письма глупых девчонок? Я вовсе не хотела читать этот бред. О чем должны были рассказать мне письма поклонниц? О том, что Ларри ловкий парень, от которого тащатся толпы тупых американок? Но дальше было еще хуже. Собственное письмо Ларри представляло собой длинные претенциозные стихи, нацарапанные разноцветной шариковой ручкой и чередующиеся с обрывками песен Дилана, которые каким-то образом должны были соотноситься с нашей историей, полной сладкой агонии. То прекрасное и драгоценное, что происходило между нами, свелось к поверхностной модной чепухе. Что толкнуло Ларри на такую подмену? Может, он был под кайфом? Попахивает приходом от метедрина. Какова бы ни была причина, я так разозлилась, что скомкала жалкие бумажки и швырнула об стену, наблюдая, как они разлетаются в разные стороны.

Текст также содержал прозу: беспорядочные мысли о том, как он представляет себя не человеком, а бабочкой, которая беззаботно порхает из стороны в сторону в бесконечном поиске цветка жизни (при этом слово «цветок» было выделено темными голубыми чернилами). Ниже говорилось, что с момента нашей с ним встречи Ларри не мог понять, то ли он человек, которому приснилось, что он бабочка, то ли бабочка, которой снится, что она человек. По правде говоря, его дилемма меня нисколько не беспокоила, и эти слова вообще не имели бы смысла, не знай я, откуда они взялись: это была исковерканная цитата давно усопшего китайского мудреца Чжуанцзы. И я ее знала, поскольку тоже читала эту книгу, как и многие другие, потому что люблю читать. А он пытается впечатлить меня искаженными мыслями древнекитайского философа, не дав на него даже ссылки и не упомянув источник цитаты. Да что же это такое? Неужели он не мог написать своими словами? Почему вместо искреннего проявления чувств, которыми мы наслаждались, будучи вместе, Ларри прислал мешанину из чужих любовных записок, Боба Дилана, преувеличений и неясностей? Неужто я в нем ошиблась? Не могла же я настолько поторопиться с выводами? Я была разочарована и крайне раздражена, причем главным образом из-за писем поклонниц. Они-то мне точно не нужны, и если уж на то пошло, то и Ларри тоже, если он таков на самом деле. Но ничего, проворчала я, потянувшись за ручкой и бумагой, сейчас мы это исправим.

В ответ я написала: если ему есть что мне сказать, то пусть выражается собственными словами и использует цитаты правильно. Чтобы показать, что я действительно знаю, откуда он взял фразу про бабочку, я вставила исходную цитату с указанием на источник:

Однажды мне, Чжуанцзы,

приснилось, что я бабочка.

Проснувшись, я не знаю,

бабочка ли я, которой приснилось, что она человек,

или человек, которому снится, что он бабочка.

Чжуанцзы (629 г. до н. э.)

Дату я указала приблизительно — он бы все равно не узнал.

Так или иначе, я просила его не присылать мне стихов и загадок, потому что мне не интересно расшифровывать его претенциозный бред. Пускай получает обратно свои любовные письма; похоже, они ему нужнее, чем мне. Неудивительно, что я казалась ему особенной. По сравнению с девицами, которые пишут такие бездарные письма, я все равно что одноглазый в мире слепых. «Выходит, я открыла тебе глаза, — написала я в завершение, — а сейчас ты открыл глаза мне. И я в очередной раз убедилась в твоей слепоте, ведь будь ты зрячим, ты не стал бы отправлять мне эти жалкие послания».

Затем я собрала листки и, пока ярость не утихла и я не передумала, уверенным шагом направилась к почтовому отделению, чтобы отправить письмо Ларри. Посмотрим, что он на это скажет, думала я. Возможно, он исправится и пришлет достойный ответ, но у меня были большие сомнения.