От марксизма к постмарксизму? - Йоран Терборн

Лакло и Муфф, принимая постмарксистский ярлык, отсылают к «реапроприации интеллектуальной традиции, а также к выходу за ее пределы»321. «Гегемония и социалистическая стратегия», которую мы обсуждали ранее, может рассматриваться как одна из наиболее важных работ, отталкивающихся от этой позиции. Разворачивая серию великолепных абстракций, авторы с трудом тащатся через классическую марксистскую политическую теорию, от немецкой и русской социал-демократии до Грамши. Но главной загадкой их проекта остается Великая французская революция – сама по себе почтенная традиция, от Маркса и Ленина до Грамши – и призыв к «радикальной демократии», в которой «социалистическое измерение» будет достигнуто посредством «углубления демократической революции».

Немецкая критическая теория была первым значительным направлением постмарксизма, политически скрытого в молчании Адорно и Хоркхаймера после Второй мировой войны, и очевидного в работах Юргена Хабермаса. Как постмарксист Хабермас остался интеллектуалом и теоретиком либеральных (в американском смысле) левых, став левоцентристским сознанием западногерманской нации. Он был гораздо менее радикален, чем Сартр, но к нему больше прислушивались. В последние годы он обратился к вопросам морали, которые окружают генную инженерию, и боролся за договор со все более интенсивными и неприятными импликациями Westbindung322 с США – связи, к которой Хабермас как немецкий антинационалист всегда был привержен. В контексте вторжения в Ирак возникло интересное сближение между Хабермасом и Деррида323. Для этого обзора центральное значение имеют программа диалогической политики Хабермаса – изложенная в его magnum opus324 о коммуникативном действии – и его защита современности как «незавершенного проекта»325. Клаус Оффе, бывший студент Хабермаса и давний постмарксист, один из немногих, кто в качестве заметного политического ученого продолжил марксистское дело 1960–1970‐х годов в отношении государства, среди прочего включив в программу рассмотрения посткоммунистические государства Восточной Европы326.

Актуальным профессорским преемником Франкфуртской школы является Аксель Хоннет. В его наиболее важной работе рассматривается борьба за признание, которой положил начало гегелевский анализ диалектики господина и раба. Хоннет далее разделил тему на три сферы: любовь, закон и солидарность327. В дискуссии с американским философом Нэнси Фрейзер, которая вооружилась радикальными «политиками идентичности» США в защите перераспределения, Хоннет выступал за нормативную теорию опыта несправедливости, которая была бы шире, чем «более или менее утилитарная антропология» марксизма328. Из перспективы эгалитаризма, как я утверждал ранее, «признание» может рассматриваться как критически важный аспект экзистенциального равенства, как одно из трех фундаментальных измерений (не)равенства; учитывая бэкграунд Хоннета, модернистский оптимизм его наблюдений о «моральном прогрессе» также достоин упоминания329.

Постмарксизм не сводится к текстуальным реинтерпретациям; он равно может принимать формы вторжения в область эмпирики или социального комментария. Две из наиболее экстраординарных работ, которые возникли из марксистского бэкграунда, представляют собой полевой социологический анализ мирового общества Мануэля Кастельса, о котором говорилось выше, и поразительно амбициозную историческую «медиологию» Режиса Дебре. Последняя начинается с критики марксистского концепта идеологии и сцепки с альтюссерианской дискуссией об «идеологических аппаратах государства», которая открывается longue durée330 открытием материальности опосредованной коммуникации, или «механик [культурной] передачи», с особым вниманием к иудаизму и христианству331. Теоретически оригинальные и мастерски выполненные, эти работы в первую очередь представляют собой вклад в социальный анализ, а не в социальную теорию. В качестве таковых их можно назвать выдающимися. Наконец, многочисленные социальные комментарии Зигмунта Баумана вызвали большой международный резонанс; по сути, это социологическая разновидность постмодернизма. Последние работы Баумана путешествуют налегке, не будучи отягощенными ни исследованием, ни теоретической аналитикой, но поддерживаемые необыкновенной жизненной мудростью, искушенным взглядом наблюдателя и бойким пером332.

Неомарксизм

Несмотря на все политические поражения, творческая энергия марксизма не иссякла. Последнее десятилетие333 засвидетельствовало появление по меньшей мере двух весьма оригинальных, бескомпромиссных дискурсов, которые открыто отталкиваются и основываются на наследии марксизма. Мы уже отмечали непочтительную философскую политику Славоя Жижека, который не только радикально обновил культурный критицизм марксизма, но отчаянно защищает иконоборческий марксизм против «конформистских либеральных негодяев». Oeuvre334 Жижека включает энергичную защиту классической современности и обширное обращение к популярному кинематографу в культурно-философских комментариях. Он бросил перчатку в лицо конвенциональной мудрости, представив снабженную комментарием новую подборку работ Ленина 1917 года335. Призыв Жижека «повторить Ленина» постулирует открытость возможностям радикального социального изменения в кажущейся безнадежной ситуации, последовавшей за катастрофическим поражением – в случае Ленина это была Первая мировая война и распад Второго интернационала.