Всего лишь тень - Карин Жибель

Потом она запирается – на ключ – в ванной, долго стоит под душем.

Отмыться от попытки самоубийства – на это нужно немало времени. Отмыться от неодолимого желания смерти. От попытки бросить Лизу. От нарушенного обещания.

В конце концов она закрывает кран. Ее движения медленны и настолько же не точны, насколько не элегантны.

Тишина никогда не казалась ей такой невыносимой.

В спальне она одевается, не обращая особого внимания на выбор костюма.

Возвращается в ванную и приступает к мучительной, но необходимой процедуре макияжа. Скорее уж обновления фасада, учитывая масштаб бедствия. Тональный крем, румяна, тени для век, тушь.

Результат удручающий. Ничто не может скрыть ту разруху, что воцарилась у нее внутри.

Это не я.

Это не могу быть я! Я не могла пожелать себе смерти.

Это он вел мою руку. Все он, он, он…

Кто?

Четверть часа спустя Хлоя садится в свой «мерседес».

Дорожный пейзаж мелькает, как нечто размытое и лишенное всякой художественной ценности.

Что она здесь делает? Вчера еще она попыталась исчезнуть. А сегодня отправляется на работу.

Однако она чувствует, как что-то меняется. Чувствует, что она возвращается. Что Хлоя Бошан восстает из пепла. Сначала в ней зажигается огонек. Потом пламя растет, пока не добирается до мозга. Километр за километром ее руки становятся все уверенней, машина набирает скорость.

Я всегда боролась. Бертран меня бросил, я перестану хныкать и верну его. Он принадлежит мне и будет снова моим. Как и пост генерального директора. Он тоже принадлежит мне.

Остается Тень.

Лучше бы она позволила мне сдохнуть. Потому что я ее уничтожу.

Всего полчаса дороги. А Хлоя, настоящая Хлоя, снова здесь.

Как если бы она почерпнула в разведанных глубинах небывалую порцию силы.

Как если бы занюхала дорожку кокса.

Меня зовут Хлоя. Хлоя Бошан. И я еще не умерла.

Пардье прибывает на работу ровно в восемь. Проходя мимо кабинета Хлои, он останавливается. Она здесь, за компьютером.

– Здравствуйте, месье.

Он идет к ней с суровым лицом.

– Рад вас видеть! – иронизирует он. – Мы вчера вас заждались. Пришлось срочно отменять ваши встречи! И ни звонка, ни объяснения… Вы полагаете, здесь загородный клуб?

– Разумеется, нет. И я прошу простить меня.

Он не желает садиться, переносит игру на свое поле.

– Пройдите ко мне кабинет, – приказывает он.

Она идет за ним, он устраивается в великолепном кресле, оставляя ее стоять.

– Слушаю вас.

Хлоя делает глубокий вдох, выдерживает его взгляд.

– Я не могу вам сказать, почему отсутствовала.

Лицо Пардье становится еще суровее. Он удивлен, что она не выложила ему одно из своих экстравагантных оправданий.

– И все же советую вам объясниться. И как можно убедительнее. Потому что я не склонен спускать такого рода поведение. Если все начнут сбегать с работы, когда им заблагорассудится… куда это нас заведет?

– Ладно… Я не пришла, потому что меня пытались убить.

Он был готов почти ко всему. От Хлои он ожидал самых невероятных измышлений. Но тут он должен признать, что ей удалось выкинуть нечто оглушительное. До такой степени, что он замолкает, глядя на нее.

Но Хлоя не намерена продолжать, предоставляя ему самому разбираться с этой неудобоваримой новостью.

– Кто пытался вас убить? – спрашивает он наконец.

– Я.

Такое ощущение, что Пардье уменьшается в размерах в своем огромном кресле. И каждый удар словно дубинкой вколачивает его все глубже.

– Но как же так, Хлоя… почему?

– Это вас не касается. Кстати, это никого не касается.

Пардье на секунду отводит глаза. Ему определенно не по себе.

– Хлоя, вы молоды, талантливы и умны. Вы же не сделаете подобную глупость?

– Теперь все улажено. Я не повторю попытку. И я бы попросила вас, чтобы этот разговор остался между нами.

Она смотрит на него невероятно жестким взглядом. Он явно под впечатлением.

– Разумеется, но… Признаться, я беспокоюсь. Вы уверены, что не хотите рассказать?

– Абсолютно.

Непреклонный тон, каменное лицо.

– И не беспокойтесь за меня, – добавляет она. – Страница перевернута. И я вернулась с того света еще сильнее, чем раньше, будьте уверены.

– Именно такое впечатление вы и производите, – довольно робко сообщает Пардье.

– Это не только впечатление… У меня много работы. С вашего позволения, я хотела бы вернуться в свой кабинет.

– Идите, – бормочет Старик.

Она разворачивается и уходит, оставив его ошарашенным в его роскошном кабинете. Она запирается в своей берлоге, раздвигает шторы.

Можешь разглядывать меня в бинокль, если у тебя от этого встает. Я не боюсь тебя.

Так или иначе, я больше ничего не боюсь.

* * *

Он мог бы нарисовать план больницы с закрытыми глазами. Все мерзкие закоулки этого заведения отпечатались в его извилинах, как на качественной кинопленке.

Он часами бродил по коридорам, и серые стены пропитались его тоской. Теперь он часть обстановки. Мимо него проходят, не замечая.

После недолгого визита к стеклянной перегородке и тихой мольбы, обращенной к Лавалю, Гомес решил все же поехать домой.

Его удивило, что снаружи уже занялся день. Что земля продолжает вращаться. Он готов был поклясться, что все замерло на месте в эту ночь кошмара.

Он потерял представление о времени.

Он все потерял.

Он прикуривает сигарету, садится в машину и какое-то время пытается припомнить, куда ехать.

Дорога мелькает все быстрее. Веки так и норовят закрыться. Ведь он не спал уже очень давно, разве что урывками по несколько минут на той проклятой скамейке.

Веки норовят закрыться. Окончательно.

Потому что он больше не может видеть, во что он сам превратился.

Вдовец. И к тому же мокрушник.

Нет, просто убийца. Это было совершено непредумышленно, господин прокурор.

Наконец он подъезжает к дому. Не имея сил искать свободное место, бросает машину во втором ряду, опускает противосолнечный козырек, на котором большими белыми буквами написано ПОЛИЦИЯ.