Кусатель ворон - Эдуард Николаевич Веркин

вкусу совсем не заметно, что сиреневая…

Листвянко съел большую ложку, покивал головой, схватился за горло, покраснел и упал. Вздрыгнул ногами, закатил глаза и принялся извиваться на траве, точно под кожу ему впилась дюжина адских скарабеев.

— Мама… — прошептала Снежана. — Вадик, ты что это…

Листвянко выгнулся особенно сильно, напружил шею и обмяк, замер на траве.

Александра, воспитанная на европейских традициях милосердия, кинулась реанимировать боксера, едва успел перехватить.

— Что с ним? — спросил Жмуркин.

— Сдох, кажется, — с плохо скрытым удовольствием ответил Пятахин. — Снежанка отравила своего чувака, вы видали?

— Вадик, тебе плохо? — перепуганно спросила Снежана.

Листвянко не пошевелился.

— Снежана, ему не плохо — ему конец, — изрек Пятахин. — Надо срочно искусственное дыхание делать.

— Я могу, — вызвался Лаурыч. — Нас на основах безопасности учили…

Листвянко вдруг сел.

— Живой… — с облегчением выдохнула Снежана.

Листвянко поглядел сквозь нее.

— Никого не узнает, — Пятахин помахал перед носом Дубины ладонью. — Выжил, но стал буратиной.

Пятахин вздохнул.

— Мозг умер, все, — сказал он. — Теперь, Снежанка, дружбан у тебя совсем окончательный. Как сказал классик, раньше был и так и сяк — нынче вовсе стал дурак. Ничего, я смогу его заменить.

— Вадик! — воззвала Снежана. — Вадик, очнись!

— Можно массаж сердца… — вспомнил Лаурыч.

— Надо его в землю зарыть, — неожиданно посоветовала Жохова. — Если в человека бьет молния, его всегда закапывают.

— В него разве молния била? — спросил Жмуркин.

— Ну, я не знаю, что тогда…

— При отравлении поможет клизма, — вставил веское медицинское слово Гаджиев. — Клизма или промывание желудка. Или хотя бы рвоту вызвать.

Все снова поглядели на Листвянко. Не знаю, лично мне рвоту у него вызывать не хотелось.

— Может, сам сбацаешь? — Пятахин кивнул на Листвянко. — Папа разве не учил?

— Не, я не умею, — помотал головой Гаджиев. — Я справочник по первой помощи не дочитал даже…

— Его по щекам нахлопать, — сказал Лаурыч. — Я слышал, это помогает…

— Попробуй, — кивнул Пятахин.

Лаурыч наклонился над Листвянко, размахнулся… и тут же свалился, срубленный незаметным ударом чемпиона.

Листвянко поднялся с травы, отряхнулся.

— Это шутка была, — сказал он. — А вы, бараны, купились.

Листвянко расхохотался, Лаурыч отполз в сторонку, поднялся и с улыбкой потрогал челюсть.

— А я сразу понял, что шутка, — заявил Пятахин. — Даже этой кашей нельзя так быстро отравиться. Вот если бы ее сварила Жохова…

— Повеселились, и хватит, давайте есть, — сказал Жмуркин. — Есть охота.

Александра поглядела на меня с вечным своим вопросом.

— Старинные русские рецепты, — объяснил я. — По заветам Арины Родионовны.

— Кто такая Арина Родионовна?

— Это… Короче… Она… Давай есть лучше.

Стали есть.

Можжевеловая каша оказалась совсем недурна на вкус. Подумаешь, сиреневая, так даже интереснее, такая каша-винтаж, я поел не без удовольствия, остальные, кажется, тоже.

После обеда все почувствовали себя окончательно фиолетово, во всяком случае я. Жмуркин объявил сиесту. Я отвалился на травку и снова задремал, и мне приснились какие-то дальние моря и ласковые воды, и пели птички, и пел колокольчик…

Колокольчик на самом деле звонил — это, кажется, Жохова бродила по краям полянки, предупредительно позвякивая в антимедвежью брякалку, подаренную Капанидзе. Душевненько, душевненько. Сиреневая каша, колокольчик, чтобы пугать медведей, балалайки нет, но Гаджиев поет горлом. И я уснул уже по-настоящему, как повелось.

Проснулся, само собой, от криков. Услышал их еще глубоко во сне, кто-то вопил в жгучем ночном кошмаре, преследуемый тиграми и мечтающий жить, кто-то спасался, и мне почему-то тоже надо было спасаться, и я стал спасаться. И кто-то вцепился мне в руку, повис на ней, я обернулся и увидел Александру. Уже не во сне.

— Там Устинья, — сказала Александра. — Ее покусали.

— Тигры?

— Мухи… Веспен… Ж-ж-ж…

— Осы, — догадался я.

— Осы! Искусали!

— Насмерть?

— Нет…

Я увидел Жохову. И Пятахина рядом с ней. Снежана с Листвянко спешили с конца поляны. Жохова выла.

— Жохова! — сказал Пятахин. — Ты стала нравиться мне еще больше. Покусы вам к лицу, сударыня!

— Болван! — воскликнула Жохова. — Меня всю изжалили!

— Я не смеюсь, я серьезно. Кстати, ты в курсе, что осы могут быть ядовиты? У тебя ноги случайно не отнимаются, а?

Жохова прислушалась к себе, посмотрела на ноги.

— Надо срочно высосать яд, — сказал Пятахин. — Куда, говоришь, тебя покусали? Давай, в ушко поцелую…

Жохова издала мучительный звук.

Я потер глаза.

— Устенька, что это с твоим лицом? — заботливо поинтересовалась Снежана. — Никак брови выщипала?

Жохова не ответила, отвернулась и стала что-то шептать и кусать губы.

— У меня крем есть от укусов, — вдруг сказала Снежана уже сочувственно. — Надо намазать, чтобы сошел отек.

Жохова страдальчески простонала.

— Может шок случиться, — сказал Гаджиев. — Анафилактический.

Остальные тоже сходились. Посмотреть на Жохову в анафилактическом шоке.

— Да не надо никакого крема, — отмахнулся Пятахин. — Она это специально.

— В каком смысле? — не понял Листвянко.

— Плоть умерщвляла, — пояснил Пятахин. — Хотела претерпеть за убеждения. Чтобы возвыситься.

Жохова заплакала.

— Идиот, — Снежана поглядела в сторону Пятахина. — Просто сферический. Пошел вон!

— Да я…

Снежана выразительно глянула на Листвянко. Тот кивнул, взял Пятахина за шиворот и пинком отправил его в сторону.

— Глаза целы?! — с испугом спросил Жмуркин. — Устя! Глаза…

Жохова кивнула.

— А ну-ка отойдите все! — скомандовала Снежана.

Она усадила Жохову на пень, достала из рюкзачка косметичку.

— Сейчас… — Снежана приняла выбирать из сумочки тюбики. — Сейчас найдем…

— Да ты просто Айболит, — сказал Пятахин с безопасного расстояния. — А у меня вот бородавка на…

— Пятак! — рыкнула Снежана.

Листвянко уже привычно хрустнул кулаками.

— Шучу-шучу.

Пятахин ухмыльнулся и направился в сторону.

— Ты куда? — насторожился Жмуркин.

— Так, хочу посмотреть, — Пятахин кивнул в лес. — Если там пчелы есть, то можно меда набрать… Я знаю, как с пчелами обращаться, я их за бороду прихвачу…

Пятахин погрозил пчелам пальцем.

— Мед? — тупо спросил Жмуркин.

— Ага, — подтвердил Пятак. — Это народное средство — если помазать укусы медом тех же самых пчел, то все мгновенно заживет. Кажется, Устинье не очень… Мучается, деваха, а добить жалко, какой-никакой, а человек…

— Ладно, — разрешил Жмуркин. — Только далеко не уходи, скоро домой. Устали сегодня…

— Три шага, — ухмыльнулся Пятахин.

Он пятился в сторону опушки явно с нехорошим видом, я направился за ним и перехватил на самой границе леса.

— Ну? — спросил я по возможности строго.

— Что ну? — Пятахин попытался вырваться. — Хочу помочь Жоховой по-братски…

— А по-настоящему?

Пятахин огляделся.

— Хочу быдлеску забацать, — сообщил Пятахин шепотом. — Такую, реальную. У меня в телефоне еще заряд остался, чего пропадать-то?

Пятахин ухмыльнулся.

— Пусть меня тоже, как Жохову, изжалят, — подмигнул он. — А потом я к ней подойду, а ты меня снимешь. Прикинь, а? Два мутанта в одном кадре? Сеть ляжет, а?

— Интересно, — согласился я. — Это действительно интересно, Пятахин. Только давай поскорей, а то скоро опять пойдем.