Кусатель ворон - Эдуард Николаевич Веркин

посоветовал я. — Отсюда очень хорошие кадры. Терпи, войдешь в топ просмотров!

Страус изловчился, снова неловко подпрыгнул и клюнул Пятахина в шею.

Пятахин застонал. Наверное, больно. Если этот страус волков гоняет, то укус у него, вероятно, стальной.

— У меня кровь идет! — завопил Пятахин. — Он из меня мясо выкусил!

— Прекрасно, прекрасно, выкусил кусок…

Я продолжал съемочный процесс. Это обязанность каждого настоящего журналиста — фиксировать прозу дней, какой бы она неприглядной ни была. В частности, когда журналист видит, как страус поедает молодого талантливого поэта, он не впадает в панику, он увековечивает.

Для истории.

Интересно, чем все это закончится? Что с ним, в конце концов, сделает страус? Растопчет, наверное. А вдруг Пятахин на самом деле поэтом может стать? Хотя для поэта это, наверное, неплохо — быть заклеванным страусом в самом начале творческого пути. Во-первых, сразу прославишься, во-вторых, твои стихи обретут глубину. Культовая смерть как-никак. «Апрельский пал» выйдет отдельным изданием на основных европейских языках.

Я не мог позволить, чтобы Пятахин остался в вечности.

Я поднял с земли палку и запустил в Прошку.

Такая птица — хорошая мишень, в ней слишком много вертикального, палкой попасть в него — раз плюнуть. Я попал страусу в шею.

Страус обернулся, просверлил меня выпуклым глазом, прокудахтал что-то неприятственное и сделал шаг в мою сторону.

Пятахин со стоном сполз в мох.

Должен сказать, на меня за всю мою жизнь никогда не нападали страусы, так что я совершенно не знал, чем от них обороняться.

— Сидеть! — рявкнул я, по возможности увереннее, но страус не очень обратил внимание на мой окрик, не ротвейлер, продолжил надвигаться, распушая перья и хлопая окровавленным клювом.

По одной из версий страусы произошли от хищных доисторических птиц, промышлявших охотой и одним укусом клюва перекусывавших саблезубого тигра. Клюв у них за прошедшее время, конечно, поуменьшился, но характер улучшился незначительно. Кажется, они плотоядные…

Потом я вспомнил. В каком-то фильме оборонялись от оборотней посредством фотовспышки. Быстро перевел камеру на ручной режим и надавил на кнопку. Фотоаппарат выдал пристрелочную серию, страус остановился, а затем камера выпустила основной импульс. Страус отскочил, крякнул и резво пустился наутек.

— А ты это не мог сразу сделать? — спросил Пятахин.

— И пропустить эту феерию? Не, такие вещи нельзя пропускать, Пятачок. У тебя, кстати, собирается неплохое портфолио — поедание лягушки, заклевывание страусом. Если толково смонтировать…

— Да? У меня тут еще пара мыслишек возникла, — обрадовал Пятахин. — Слушай, а можно я с тобой работать буду, а? Ну, в твоей студии журналистской?

— Не знаю. Журналистика — это серьезная штука, это не лягушек поедать…

— Я серьезно настроен, — заверил Пятахин. — Готов пострадать за правду.

Пятахин поморщился, потрогал себя за зад.

— Вот смотри…

Пятахин стащил футболку и штаны и остался в одних трусах. Туловище у него действительно оказалось покрыто многочисленными страусиными укусами. Зубов, само собой, у страуса не водилось, но он и без зубов умудрился поставить на всех мясистых и не очень частях тела Пятака выразительные треугольные защипы. Защипы стремительно чернели, отчего Пятахин стал похож на отрицательного персонажа «Звездных войн», которого разрубили пополам еще в первой серии.

— Интересно, а через страусов бешенство передается? — спросил Пятахин, потрогав себя за бок.

— Не, — успокоил его я. — Только птичий грипп.

— Ну и то ладно. Хорошо хоть он меня запинать не попытался, говорят, он одним ударом ноги лошадь убивает. Легко отделался.

Пятахин ухмыльнулся.

— Вообще, этот страус мне понравился, — сказал он. — Такого бы в дружбаны. Правда, конечно, не прокормить, он, наверное, комбикорм мешками рубает… Слушай, а ведь он здесь не зря! Он тут охраняет! Ключ! Его специально на это надрессировали — чтобы он охранял от посторонних тайну ключа!

— Вполне, — согласился я. — Очень даже запросто. Пойдем, нас ждут.

— Может, мне так пойти? — спросил Пятахин. — Пусть Жохова из себя страдалицу не изображает. Да и немцы оценят… Жертва беспредела, все такое.

— Пойди, — сказал я. — Ты, безусловно, жертва, тебе можно.

Глава 18

Гидродинамика

Заглянул в девчачью палату.

Александра топила печь. Сидела так и топила, подбрасывала дровишки, грела руки у огня и выглядела совсем по-нашему — в павловском платке на плечах, в косынке, в кирзовых сапогах огромного размера, не хватало только папироски и тельняшки.

Снежана лежала в койке у окна и вязала, кажется, носок. Повезло Листвянке, красивая у него Снежана, умная, работящая. Перспективная.

Рокотова что-то сосредоточенно записывала в толстый органайзер, наверное, новый германистический трактат про то, как образ Генриха Второго повлиял на поэтику позднего Возрождения в Южной Баварии. Вдохновение.

Иустинья Жохова лежала молча, уставив в потолок стеклянный взгляд и задрав острый сектантский подбородок, наверное, тоже что-нибудь сочиняла, «Орхидеи страсти–2». На стене же прямо над Иустиньей висела двуручная ржавая пила. Интересно — это совпадение, или Жохова специально рядом с пилой койку выбрала? В том смысле, что дамоклов меч, в нашем случае дамоклова пила.

В любом случае это было хорошо.

Тег «Дружба». Фрейндшафт партикулирт.

Забавно, я совсем про них забыл. Про теги. Выдумывал, выдумывал, а тут Ефимов Ключ…

Лицо у Жоховой, кстати, поправилось, стало вроде как даже красивее, как бы светилось изнутри, наверное, действительно от пчелиного яду.

Вообще уютненько у них оказалось, девушки сразу обуючивают любое жилище, не хватало разве что теплых валенок и самовара. Похолодало, и с утра, чтобы к вечеру не спать на сырых матрасах, приходилось подтапливать печку. Этим Александра и занималась. Причем вполне себе по-русски. Бытие все-таки стремительно определяет сознание.

Александра подкинула в печь полено, приставила дверцу кочергой и сказала с толком:

— Дрова смолистые.

Хлюпнула носом.

— Надо бы лучше березки, а, Вить?

Я кивнул.

Будут березки.

Сел на старую сильно протертую табуретку, вытянул ноги, прислонился спиной к стене, затылком к брусу, влип, кажется, в паутину, улыбнулся, огляделся.

Стены девчачьей комнаты были тоже украшены надписями, на две трети безнравственного содержания, на треть афоризмами великих и народной мудростью. Типа, хочешь мира — готовься к войне, что не позволено Юпитеру, то позволено быку, ну, и все в том же духе. На подоконниках цветы. Вчера еще не было, а сегодня вот есть, на всех четырех, увесистые букеты в трехлитровых банках. Ромашки. Некоторые причем с ободранными лепестками, кто-то гадал, наверное, любит — не любит.

— А что это за?.. — Александра покачала головой. — Предмет?

В потолок был вбит крюк для люльки, обычное такое дело, или для лампы керосиновой, уж не знаю, одним словом, подвешивать полезные вещи, но я, как обычно, не стал рассеивать волшебство.

— К этому крюку