Дай мне любить тебя - Виолетта Роман

Он замолкает. Сглатывает. Прижимается лбом к моему.

— Пожалуйста, Малая… дай нам шанс… дай мне любить тебя…

* * *

Меня лихорадит. Но причина тому не ледяная вода в душе, и не холодный воздух вокруг. Осматриваю себя в зеркало — взгляд острый, глаза безумием горят, а на губах улыбка. Не узнаю себя.

Сердце в груди на вылет. Я обматываюсь полотенцем, будто в спасительный кокон и выхожу в комнату.

Здесь темно. В силуэт его всматриваюсь — и снова это ощущение сюрреализма. Он — огромная скала на балконе моей квартиры. Разве бывает такое? Я ведь даже представлять боялась, даже не мечтала.

Перед глазами калейдоскопом воспоминания. Это уже было. Ванная. Полотенце на мне и он, смотрящий на меня с диким голодом и желанием.

— Иди ко мне, — тихий тембр его голоса ласкает слух, пуская по телу волны возбуждения. Ноги становятся ватными. Скрытое за его улыбкой желание пугает меня не меньше, чем его самого. Как будто он все еще не верит, что мы в шаге от важного решения. Как будто не верит, что я решилась, что я с ним.

Выхожу на балкон. Мы на двадцать пятом этаже — нас не видит никто, не слышит. Чувствую, как полотенце соскальзывает с тела. Прохлада воздуха ничуть не остужает — наоборот, огонь внутри разгорается еще сильней.

Взгляд его жадный скользит по телу. И там, где он касается кожи, будто разряды тока бьют. У меня пылает все. Нет стеснения, нет больше сомнений. Есть только он, стоящий в шаге от меня. Тот, в чьих руках моя жизнь.

Верх делает шаг, касается груди. Вздох и взрыв фейерверков. Склонившись, касается губами моего виска, а руки его продолжают по телу блуждать. Замирает перед прыжком. Вспоминает, изучает то, что так давно не было его.

— Я так скучал, малая, — тихий шепот ласкает оголенную кожу. Пальцы его по позвоночнику скользят. Импульс. Волна. Скольжение к бедрам, а я повисаю на его руках, плавно следуя за ними. Выгибаю спину, ища освобождения дикого голода.

Его пальцы обхватывают затылок, и в тот момент, когда губы Ильи накрывают мои, внутри взрывается все диким, ослепляющим взрывом.

Все что происходит дальше — чистое безумие, не иначе. Я срываю с него футболку, прижимаясь голой кожей к его груди. Я тону в нем, я захлебываюсь его близостью, его нежностью и жаждой. Он подхватывает меня под бедра, усаживая на небольшой выступ в стене. Надо мной небо, мы посреди ночного города на балконе, но я как никогда ощущаю себя в безопасности. Мне плевать. Увидит нас кто или нет — плевать на все.

Его губы жалят кожу, клеймят ее. Да я всегда его была, с первой встречи, с первого взгляда его. Родной мой, любимый. Он ласкает мою грудь, а я голову его руками обхватываю, зарываясь в волосах пальцами. Запах их с ума сводит, будоражит.

Тишину вокруг разрывают наши хрипы и вздохи. Звук его поцелуев заставляет низ живота плавиться в истоме.

— Илья, — стону.

Верх лицо мое в руки берет, а у самого глаза безумные, подернутые дымкой возбуждения.

— Скажи это… я хочу слышать, — он проводит пальцем по губам моим искусанным, а у меня внутри огромный шар. Этот шар наполненный любовью к нему, к каждой клеточке его, к каждому сантиметру. Столько мы пережили с ним, и, несмотря на всю грязь, спустя так много лет мы вместе. Тот самый шар — он всегда внутри меня был. А сейчас он вырос до гигантских размеров. Он пульсирует, бьется в такт сердечному ритму. Он грозит прорваться, вылиться и накрыть собой весь мир.

Верх видит это в моих глазах. Читает каждую мысль, чувствует каждую эмоцию. Хмурится, а потом, прислонившись лбом к моему, шепчет у самых губ.

— Я родился для того, чтобы в один день встретить тебя, слышишь?

Киваю. Слезы душат, а я не хочу сейчас плакать. Впиваюсь ногтями в плечи его и у самых губ шепчу.

— Поцелуй меня.

И он целует. Жадно, с голодом, с отчаянием. Накрывает пальцами лоно. И еще больше безумия в каждом его прикосновении.

Не отрываясь от губ, стягивает с себя джинсы и белье. Разводит мои бедра шире, и упирается в меня.

— Эй, нет. Без защиты нельзя, — испуганно отстраняюсь, а у него глаза колючие сейчас такие. Словно я ему пощечину залепила.

— Без защиты. Всегда. Слышишь? — сорвано. хрипло.

— Нет…

Но он не слушает меня. Затыкает мой рот свои губами, языком. Толчок. И новой волной накрывает, когда он входит в меня. Растягивает, заставляет застонать. Страшно. До жути страшно, что плохо ему сделаю, что подвергаю опасности. Он замирает. Чувствует мою напряженность.

— Эй, дыши, слышишь?

Выныриваю из этой тьмы, на него смотрю. На родного, сильного.

— Все хорошо… это не больно… Я с тобой… — губы кривятся в улыбке нежной, а самого трясет от возбуждения.

— Я не этого боюсь. Илья…

Он хмурится.

— Ты принимаешь лекарства..

— А вдруг…

Верх прислоняет палец к моим губам.

— Т-ш-ш-ш. Расслабься. Я все решил.

И столько уверенности в его глазах. Я вдруг понимаю, что это и есть — рай. Больше не тревожиться, не плакать, не болеть. Больше никакого одиночества и боли. Он — рядом. Моя стена. Моя любовь. Тот самый шалопай, устроивший в зале кинотеатра осаду на меня. Тот самый, нагло отобравший меня у другого. Потому что он знал. Всегда знал, что мы с ним связаны. Что мы — единое целое и сердце у нас одно на двоих. И мы его вывернули наружу. Ведь по-другому нельзя любить. Мы только так умеем.

Прижимать к себе свое маленькое пухлое счастье и вдыхать аромат его волос — это ли не рай? Это высшая ступень наслаждения.

— Не волнуйтесь, Вика. Все будет в порядке. Мы с Анечкой прекрасно проведем время, — Оля протянула руки и забрала к себе малышку.

Легко ей говорить. Черт, может и прав Илья? Может, стоит еще хотя бы полгодика дома посидеть? Сердце рвалось на части от понимания того, что нужно оставить мою крошку на целый день!

Попыталась справиться с нарастающим волнением. Нет-нет. Я все четко решила, все обдумала. К тому же три с половиной года — это совсем не ранний срок выхода на работу. Да и дома у меня больше нет мочи сидеть.

— Так, на завтрак овсяная кашка с фруктами, молоко ей нельзя. И не забудьте в обеденный сон дать ей зайца.

Девушка улыбнулась.

— Белого зайца, который стоит на полке над кроваткой. Я все помню, Виктория Владимировна. Не переживайте.

— Пока, крошка. — поцеловала ее в волосики.

— Мама, пока! — замахала радостно голубоглазая папина красавица.

Дочка — копия Ильи. Маленькая такая, а уже с характером. Порой посмотрит на меня так строго, ну точно папа ее. А уж с Верхом у них любовь вселенская. Стоит ему оказаться на пороге дома, комната заливается визгами и радостными криками. И не подходи к ним, даже игры у этих двоих свои, особенные.