Гротески - Ганс Гейнц Эверс

мне к этому легкомысленному костюму прибавить ну хоть панталоны! Войдите ко мне, я наскоро оденусь, а вы мне тем временем расскажете, что у вас там стряслось!

Я последовал за ним в спальню.

– Вы ведь, кажется, знаете крошку Энни? Ну да, вы ее как-то раз видели у меня! Так вот, с ней…

Я рассказал ему все по порядку. Наконец-то он закончил сборы… нет, оказывается, нужно еще и раскурить сигару!

На улице мы встретили Беккерса.

– Что, ваш врач уже у нее? – осведомился я.

– Увы, нет. Жду его с минуты на минуту.

В то время как мы поднимались по лестнице, нас догнал и доктор, за которым ходил Беккерс.

– Где же наша пациентка? – спросил Мартенс, первым вошедший в комнату.

– На диване, – сказал я удивленно.

– На диване? Но там никого.

Я глянул в нужную сторону – он не лгал. Энни исчезла. Мои мысли спутались.

– Может быть, она, очнувшись от обморока, легла на кровать, – предположил другой врач.

Мы перешли в спальню, но и там ее не было, и даже простыня оказалась не смята.

Искали ее всюду: и у Беккерса в приемной, и на кухне, и в комнате хозяйки – всюду. Обошли весь этаж – напрасно, Энни бесследно исчезла.

– А ведь вы напрасно всполошили нас, – заметил с усмешкой Мартенс. – Правду же говорят: у страха глаза велики; пока вы ставили нас на уши, ваша дама в беде преспокойно отправилась домой!

– Не может этого быть! Беккерс ждал внизу доктора – он бы заметил!

– Я прохаживался взад и вперед, – признался Беккерс. – Возможно, она незаметно для меня проскользнула за спиной…

– Нет, это положительно невозможно! – воскликнул я. – Она лежала здесь совсем как мертвая – бледная, похолодевшая. У нее сердце не билось, грудь не поднималась, уже губы начали темнеть… Невозможно предположить, что после такого припадка человек встал бы как ни в чем не бывало и убрался восвояси!

– Ваша очаровательница, вероятно, разыграла перед вами маленькую трагедию, ну а потом, посмеявшись над вами, убыла втихомолку, пока вы очертя от отчаяния голову бежали за докторами.

Посмеявшись, врачи удалились. Вскоре вернулась домой хозяйка, посланная купить снедь на ужин.

– Никак барышня уже ушла? – удивилась она.

– Да, – сказал я, – она ушла домой. Со мной поужинает вместо нее господин Беккерс. Смею просить вас?..

– Очень вам благодарен, – поклонился он. – С удовольствием.

Мы закусили и выпили.

– Интересно, чем все объяснится? – протянул я.

– Вы будете искать ее? – спросил Беккерс.

– Что за вопрос – конечно! Имей я возможность, то завтра же чуть свет отправился бы к ней, а уж предлог измыслил бы. Вот только я не знаю, где она живет.

– Не знаете ее адреса?

– В том-то и беда, что не ведаю вовсе! Да что уж там, коли на то пошло, я не знаю даже, как ее зовут. Познакомились мы месяца три тому назад в омнибусе, два раза виделись в парке. Все мои сведения ограничиваются вот чем – я знаю, что у нее нет родителей, но имеется богатая тетка, стерегущая ее, как аргус. Называю я ее Энни, потому что такое имя ей подходит – я как увидел эту изящную фигурку, так сразу подумал: вот идет Энни… а на деле зовут ее, может быть, Ида, Фрида или Паулина… да мало ли имен.

– Как же вы переписываетесь с ней?

– Я писал ей – правда, очень редко – на адрес «Аннхен Мейер, ящик почтамта 28, до востребования». Недурненький псевдоним, а?

– Аннхен Мейер… ящик 28, – машинально, с расстановкой повторил Беккерс.

– Ну да. Выпьем, господин Беккерс, будемте здоровы! Хоть Аннхен и ненавидит вас непримиримо, сегодня она все-таки уступила вам поле битвы! Победа осталась на вашей стороне.

– Ваше здоровье!

Стаканы зазвенели один о другой. Мы пили и болтали, и было уже очень поздно, когда решено было расходиться по комнатам. В спальне я подошел к открытому окну; свет луны, небывало яркий, серебрил уснувшие деревья, чьи листья время от времени трепетали слегка под слабым дуновением ветра.

И вдруг, среди ночной тишины, мне показалось, что меня кто-то окликнул. Затаив дыхание, я стал прислушиваться… да, меня определенно звал голос Энни.

– Энни! – крикнул я. – Энни!

Ответа не было.

– Энни! – повторил я. – Ты внизу, в парке?

Ни звука. Да и как могла она попасть в парк, к тому же в столь поздний час?

Похоже, я перебрал с выпивкой.

Пройдя в спальню, я бросился на кровать и моментально уснул.

Проспал я тяжелым, крепким сном несколько часов. Потом сон мой стал тревожным, беспокойным. Мне кое-что пригрезилось, что, нужно заметить, случается со мной крайне редко.

Она снова позвала меня.

Пригрезилось мне, что Энни лежит на диване, а над ней склоняется Беккерс. Полным ужаса взглядом встречала она его, подняв крохотные кулачки в порыве защиты, стараясь его отвадить хоть как-то, оттолкнуть… Ее бледные губки – столь милые и желанные – с невероятным усилием разомкнулись, и с них слетел крик ужаса… она звала меня до сих пор…

И я проснулся. Холодный пот выступил у меня на лбу и висках. Я стал вслушиваться – напряженно, настороженно. И снова раздался ее голос, звучал он тихо, но ясно; он звал меня. Я вскочил с кровати и поспешил к окну:

– Энни! Энни!

Нет! Все было тихо; я уж было собирался снова улечься, как вдруг в ночной тишине раздался крик ужаса, совершенно нечеловеческого, смертельного ужаса; раздался – и замер.

Нет, сомнений быть не могло – это был ее голос. Но на этот раз крик донесся ко мне не из сада, а словно из комнат, соседних с моими.

Торопливо я зажег свечу и стал искать под кроватью, за занавесками, в шкафах – везде. Обыскав спальню, я перешел в приемную, но и там ее не было.

А что, если Беккерс… Сама мысль – чистейший абсурд! Однако невозможного нет ничего. Недолго думая, я решительно подошел к дверям и дернул за ручку – проход заперт. Тогда я решительно приналег и влетел за порог соседа под трескучий аккомпанемент. Со свечой в руках я бросился в комнату.

– Что случилось? – спросил Фриц Беккерс.

Лежа на кровати, он спросонья щурился и протирал заспанные глаза. Значит, все мои подозрения и домыслы оказались просто-напросто детскими бреднями!

– Простите мне мою нелепую выходку, – сказал я. – Мне тут кое-что приснилось, и я… в общем… я повел себя нетактично.

Я рассказал ему о своем сне.

– Странно, – заметил он, – представьте себе, что мне снился сейчас совершенно такой же – аналогичный! – сон.

Я взглянул на него. В