Плоды свободы - Яна Горшкова

Спасала только ненависть к аннис, к Итэль Сар персонально, и к каждой из ее товарок. В когтях у Хереварда Оро Джона чувствовала бы себя лучше и увереннее, чем рядом с этими хищницами.

– Не верь их унылым мордашкам, ир-Сэйган, – нашептывала Священная Невеста распухшим, многократно прикушенным языком. – Не сочувствуй их увечьям. Каждая из этих тварей заслужила быть поджаренной на костре со снятой заживо кожей. Их души чернее сажи в дымоходе, их преступлениям нет числа. Верь мне. Я вижу.

Джона видела. Черные скрюченные мертвецы – пожива огня – по сравнению с духами аннис просто красавцы, и эманации ненависти, исходящие от магичек, сшибают с ног сильнее запаха из смердящей братской могилы брошенных без погребения жертв войны.

– Бежать отсюда надо, – рыкнул зло ролфи в ответ на мистические бредни Джоны.

Благословен будь, практичный сын серебряной Морайг! Только вам, бешеные и неистовые, под силу взять судьбу за усы, шикнуть, плюнуть и заставить подчиниться вашей воле. Кабы не ир-Сэйган – простой солдат без капли воображения, так бы и сидела шуриа, свернувшись в клубок и покорно ожидая смерти.

А то, что луна четвертая взошла… И взошла. Не могла не взойти.

Однажды у одного из Аластаровых паровых молотов, из тех, самых первых, грубо сработанных и несовершенных, случилась поломка. Какая-то железная финтюлька, название которой Джона так и не запомнила, сорвалась с резьбы. Ошибка в расчетах, напряжение металла, что-то ужасное на хрустящем языке ученых мужей.

Ах, как же она летела через весь цех! Обгоняя грохот и вопли, сверкающая, не ведающая преград… Всемогущая! Чистая сила, чистая смерть, символ и знак того самого, непоправимого. Она сорвалась и летит, не ведая цели и смысла.

Так и все они, все до единого – Джона в заточении и Грэйн в неведомых странствиях, одержимый Аластар и бешеный Вилдайр, Рамман, Джэйфф, Идгард, Шеррар и эта загадочная северянка, весь Джезим с Архипелагом и Шантой в придачу, и неведомый северный континент, населенный мертвяками, – они тоже летят, как осколки взорвавшейся картечной гранаты. Всемогущие и одновременно ничтожные.

Все уже случилось. Возврата нет.

– Сделай что-нибудь, Кэйррон, – попросила Джона.

И помчалась вместе со всеми навстречу неведомой и далекой цели. А что? В хорошей компании чего только ни сделаешь.

Временно исполняющий обязанности телохранителя Ее милости Священной Невесты капрал ир-Сэйган не без оснований всегда считал себя человеком благочестивым. Лунных богинь он почитал исправно, как то и пристало истинному ролфи, пусть не удостоенному посвящения, однако ж искренне верному Оддэйну и дочерям его. И во всяком происшествии, явно выходящем за границы его разумения, Сэйган усматривал их, богинь, высшую волю, недоступную убогому пониманию смертных. Потому светопреставление и дивные небесные явления молодой человек воспринял с абсолютным спокойствием. Коли явилась на небе четвертая луна, значит, богам так угодно. Чего ж тут гадать-то? Разве что помолиться и благодарствовать, что не огненный дождь, содрогание земли или еще чего похуже стряслось. Ну, и родительскую свечку зажечь не мешало бы, так, на всякий случай.

А вот диллайны, видать, всполошились, особливо бабы их. С первого взгляда, конечно, и не поймешь, однако Сэйган уже так насмотрелся, что различал перемену в настроениях тюремщиков и тюремщиц не по шевелению брови даже, а по ихнему совиному лупанью. Давеча два раза лупнула глазищами та девка, что их милости простыни меняла и самого капрала каким-то порошком пользовала, а нынче, когда ведро поганое выносила, так трижды моргнула. Видать, беспокоится.

Капрал, заметив, что от диллайнских порошков больно уж крепкий сон, лекарство пить перестал, а порошочки тайком собирал в бумажный кулечек. Глядишь, другой раз и пригодится. Ее змейству опять же для душевного успокоения не помешало бы, а то совсем извелась взаперти, бедная, аж в прозелень посинела. И так кожа да косточки была, а теперь и вовсе, того и гляди, выскользнет из шкурки, ровно настоящая гадючка.

А выскользнуть или, как оно шуриям и пристало, ускользать, похоже, настало самое время. Потому как нынче ночью желтоглазые, видать, что-то затеяли… эдакое, а что диллайнам хорошо, то честному ролфи худо. И шурианке, кстати, тоже боком выйти может.

Убедившись, что тюремщиков не слыхать, Сэйган отошел от двери, у которой уже целый час проторчал, прижимаясь то одним, то другим ухом к обитым свинцом створкам.

– Ваша милость, – воззвал он к Священной Невесте, неподвижно свернувшейся в кресле. – Ну ваша ж милость! Поднимите глазки-то! Должно, и не придут сегодня. Никак, колдовать затеяли? Чуете, ваша милость?

– Чую… – после долгой паузы подала-таки голос шуриа. Голос женщины, и без того негромкий, в глухой тишине этого каменного мешка прозвучал и вовсе шипением, но не зловещим, а беззащитным каким-то, будто Священная Невеста собралась, как говаривал папаша-Сэйган, «дать дуба». Замерзала она тут, знамо дело. Сырость да холод – стены-то каменные, что протапливай, что нет, а зимой в каземате сидеть никому не на пользу, тем паче бабенке, тьфу ты, дамочке, такого деликатного сложения. Кэйррон за время плена уж и так, и этак ее от холода сберечь пытался, да что толку? Теплолюбивая княгиня застывала в этом поганом кублище, будто змея по осени, сонная была и квелая. Наплевав на робость и приличия, Сэйган наладился растирать ей ножки да ручонки, и уж подумывал, не укладывать ли ее милость себе под бок, чтоб отогрелась.

– А коли чуете, так и ладно, – ролфи деловито пошарил под своим тюфячком, где у него была захоронка. Краюшки припрятывал на случай побега. На пустой желудок разве ж много набегаешь? – Я так мыслю, не до нас им в такую-то ночку. Верно ли, ваша милость?

– Верно, – эхом отозвалась шурианка, будто очнувшись. – Не до нас.

– Ну, так лучше и времени не придумаешь, миледи. Надобно нам с вами отсюдова когти рвать, как папаша мой говорит. Пора утекать. Ну-тка, погрызите-ка покуда сухарик, а я кой-чего разведаю…

Конечно, по большому счету разведывать было особенно нечего. Окошки в келье-камере имелись, однако узенькие, что твои бойницы, да еще и двойными решетками забраны. Да и не пролезть бы через них, даже не будь решеток, и щуплой шурианке, не говоря уж о плечистом ролфийском парне. Однако Сэйган не был бы Сэйганом, если б в первый же день заточения… ну, хорошо, не в первый, но как смог хотя б ползком с постели сползти, не задумался о способе побега. Ускользать – шурианская национальная манера, однако доброму ролфи тоже не след сидеть тут сиднем, будто волкодав на цепи, и ждать, пока за ним хозяйка придет. Еще неведомо, дозналась ли эрна Кэдвен про то, как они вляпались, а если даже и дозналась, что толку? Энто Этенхари еще поди найди!

Поразмыслив, Кэйррон решил остановиться на каминной трубе – единственном отверстии, ведущем из кельи наружу, на волю. К счастью, диллайн пленников не баловали и камин топили через день, так что шанс пролезть и не зажариться все-таки имелся. Потому капрал, дожидаясь, пока камин основательно остынет, повадился туда залезать и потихоньку расшатывать и вытаскивать кирпичи из кладки. Приходилось раздеваться до подштанников, чтобы у желтоглазых не возникало ненужных вопросов, буде они заметят, насколько пленник сажей перемазан. Работа шла туго. Ни кирки, ни скейна у Сэйгана не было. Да что там – не было даже металлической ложки, чтоб ею швы расковырять. Скреб он кладку княгиниными шпильками и кирпичей смог вынуть только пяток. Но и этого может быть довольно, коли подсадить Священную Невесту себе на плечи. Она ж маленькая да легонькая, уцепится да и поползет себе. Не такая уж длинная эта труба, в три сэйгановских роста, пожалуй, а там уж и небо видать. А что до него самого… Если нога выдержит, хорошо, а нет… там видно будет.