Виртуальная история: альтернативы и предположения - Ниал Фергюсон

Сам Конгресс в обращении “К народу Великобритании” от 5 сентября 1774 г. назвал легитимным конституционное взаимодействие до Семилетней войны, поскольку только по ее завершении “появился план порабощения ваших братьев-подданных в Америке… Поместите нас в те же обстоятельства, в которых мы пребывали в конце прошлой войны, и наша былая гармония восстановится”[379].

И все же этот гипотетический сценарий был в итоге опровергнут фактами, поскольку правительство метрополии снова и снова демонстрировало свою готовность идти на компромисс по спорным вопросам 1760-х гг.[380] Теперь можно доказать, что в начале 1760-х гг. в британской политике в отношении колониальной торговли не произошло радикального перехода от меркантилизма к империализму, о котором ранее говорили историки. Сахарный акт 1764 г. был попыткой повысить налоги в колониях, в то же время стимулируя осуществление торговли по традиционным меркантилистским каналам. То же верно и в отношении утвержденного в 1767 г. по инициативе Чатама снижения пошлины на чай, реэкспортируемый в американские колонии[381]. Подобным образом инфляция в колониях, которая возникала в результате колониального выпуска бумажных денег, была ограничена вестминстерским Валютным актом 1764 г. После колониальных протестов эта мера была ослаблена по акту 1770 г. в Нью-Йорке и по акту 1773 г. в остальных колониях: на этом основании вполне возможно предположить, что проблема могла бы быть решена[382]. Джордж Гренвиль впоследствии признал в ходе дебатов в Палате общин, что он “не предвидел” такой мощной оппозиции акту о гербовом сборе, а если бы предвидел, не стал бы его предлагать[383]. Это было вполне вероятно: учитывая, что перед имперским правительством в колониях стояла задача повышения налоговых поступлений, небольшой гербовый сбор был не слишком эффективным методом для достижения цели. Ожидалось, что налог принесет всего 110 000 фунтов стерлингов, 50 000 из которых поступят из Вест-Индии[384]. Не вдаваясь в подробности внутреннего налогообложения, можно сказать, что лондонское министерство могло получить гораздо большие суммы благодаря существующему таможенному и акцизному законодательству, настойчиво приводимому в исполнение с использованием военно-морской силы и регулируемому действующими судами адмиралтейской юрисдикции с расширенными полномочиями. После колониальных протестов вестминстерский Парламент аннулировал акт.

Таким образом, акт о гербовом сборе был принят без оглядки на возможное колониальное сопротивление, и то же самое случилось с Тауншендским законом о доходах 1767 г.: он не поднимал вопрос о внутреннем налогообложении и, казалось, был основан на признаваемом колонистами различии между законным внешним и незаконным внутренним налогообложением. Даже представители колоний не смогли предсказать грядущее и не посоветовали отказаться от принятия закона[385]. Да и Бенджамин Франклин в статье в газете London Chronicle в апреле 1767 г. согласился с конституционной корректностью имперского налогообложения внешней торговли, осуждая только “внутренние налоги”[386]. В свою очередь, сложно не согласиться с выводом, что протесты против снижения пошлины на чай с одного шиллинга до трех пенсов с фунта были организованы колониальными торговцами, которые лишались доходов из-за запрета прибыльной контрабандной торговли. Если более раннее привлечение королевского флота к борьбе с контрабандой в североамериканских водах и могло бы нанести предупреждающий удар по этой проблеме, прежде чем она превратилась бы в политический камень преткновения, остается верным, что в отсутствие серьезного принуждения с американской стороны оставалось мало возможностей для компромисса. В 1776 г., в отличие от 1688-го, бал не правил случай.

Историки, придерживавшиеся традиционного сценария “формальных причин”, пожалуй, слишком упрощают альтернативу конфликту. Первого мая 1769 г. на заседании кабинета министров рассматривались варианты сдерживания колониальных протестов против пошлин, установленных Палатой общин в июне 1767 г. по инициативе Чарльза Тауншенда, который тогда занимал пост канцлера казначейства. Теперь кабинет проголосовал за аннулирование всех пошлин, кроме одной. Пятью голосами против четырех было отклонено предложение первого лорда казначейства, миротворца герцога Графтона, отменить пошлину на чай. “Это судьбоносное решение, – как утверждалось, – ознаменовало собой точку невозврата в последовательности событий, приведших к Американской революции. Без чайной пошлины не случилось бы ни Бостонского чаепития, ни последовавшего за ним финального столкновения между Британией и ее колониями”[387]. Это уверенное суждение кажется менее вероятным, если брать в расчет и колониальные причины восстания. Британская политика действительно могла пойти по одному из гипотетических сценариев, однако гораздо более важны гипотетические сценарии социального развития и возникновения идеологического конфликта внутри самих колоний.