Музыка тысячи Антарктид - Ирина Молчанова

Правители жили в огромной грязной землянке на отшибе города. Трупная вонь от нее разносилась на многие километры. Вампиры приводили жертв прямо туда, там же разделывались с ними и частенько ленились закапывать тела.

Ксана насухо вытерла лобовое стекло своим платком.

— Вот, теперь хорошо. — Девушка попятилась и встала в стороне, как будто надеялась, что ее попросят еще о чем-нибудь.

— Благодарю, можешь идти, — кивнул ей Лайонел.

Он нашел ее в той землянке, оскверненную, среди грязи и разврата. Она уже была вампиром. От солнечной живой девчушки, чьей крови он когда-то возжелал, не осталось ничего, кроме потускневших глаз на мертвенно-бледном лице. Но он все равно забрал ее с собой, она ассоциировалась у него с Петербургом — домом. Поэтому создавая для себя жилище, хотелось украсить его трофеем в напоминание, как одним солнечным утром, изнемогая от невыносимой боли, он был пленен, очарован и бесконечно увлечен… Петербург стал первой и единственной его любовью.

На соседнее сиденье плюхнулся брат.

— Поехали! — рявкнул Вильям, с грохотом захлопывая дверцу.

Машина заехала в лифт, затем выехала во двор, из него на дорогу и помчалась по неосвещенной улице.

Спустя двадцать минут, когда они застряли на выезде из города, брат не выдержал и сердито накинулся:

— И чего тебе все неймется? Она же не в твоем вкусе? Мышь, сам говорил! Откуда же такой интерес?

— Зачем кричать? — удивился Лайонел. — Ты ведь знаешь, у меня прекрасный слух.

Вильям устало уронил голову на боковое стекло. И больше не разговаривал до самого замка, где устраивался бал.

У высоких чугунных ворот выстроились целых три очереди из дорогих машин, но вскоре перед золотистым авто образовался свободный коридор.

— Тебя любят, — язвительно прокомментировал Вильям.

— Уважают, — не без удовольствия сказал Лайонел, поглядывая на вампиров, прилипших к окнам своих машин.

— Если уж на то пошло, то скорее боятся, — буркнул брат и резко сменил тему: — Бедная Катя, ничего хуже, чем выставить ее перед всеми этими расфуфыренными дамочками, ты придумать не мог.

— Все будет нормально, — едва заметно улыбнулся Лайонел, — не такая она робкая, как тебе кажется… и очень находчивая.

Они подъехали к замку из ярко-оранжевого гладкого кирпича, подсвеченного разноцветными гирляндами. Купола башенок, окошки, лестница были из мозаики. Американец Бриан Джонсон обладал весьма специфическим вкусом.

Вильям взглянул на замок и скривился:

— Не понимаю, почему светлый праздник Рождество мы должны встречать в этом домике куклы Барби?! Похоже, Бриан Джонсон даже не подозревает, что новорожденному Иисусу может не понравиться его связь с тем типчиком из Бурятии… Как там его?

— Анчик, если я ничего не путаю. — Лайонел сдержал смешок и строго заметил: — Поумерь-ка свое презрение, главным извращенцем сегодняшнего вечера будет не Бриан с Анчиком, а ты со своей съедобной подружкой.

Молодые люди вышли из машины, и Вильям тихо спросил:

— Где Катя?

— Скоро приедет. — Лайонел взошел по лестнице из мозаики и пожал по-женски нежную руку хозяину замка, одетого в малиновый костюм и белую рубашку с пышным жабо. Грушевидное лицо было покрыто блестками, глаза жирно подведены черным карандашом, а губы смазаны малиновой помадой в тон пиджаку.

— Лайонел, какая че-есть, — слащаво мусоля губы, простонал Бриан. Он всегда говорил с полустоном, как если бы каждое слово давалось ему вкупе с оргазмом

— Рад встрече, — кивнул молодой человек.

Вильям проигнорировал протянутую ему руку и проворчал:

— Не знал, что сегодня маскарад.

Лайонел незаметно ударил его по спине и извиняюще улыбнулся Джонсону:

— Извините моего брата, он не в духе.

— Ну что вы, не извиняйтесь, — развел руки в стороны Бриан, точно хотел кого-нибудь обнять.

На подъездной аллее остановился черный «Мерседес». Георгий помог выйти из машины Анжелике в длинном норковом манто. Девушка по-свойски взяла молодого человека под руку и направилась к лестнице.

Лайонел поймал взгляд друга, украдкой брошенный в глубокий вырез манто, и не успел перехватить мысль: «А ведь она может ему нравиться, чертов Йоро…» Друг почему-то не отреагировал, все прекрасно слышал, но предпочел сделать вид, как будто не понял.

— Гости дорогие! — между тем воскликнул Джонсон, припадая в поцелуе к руке Анжелики, унизанной кольцами. — Счастлив… счастлив видеть!

Девушка брезгливо наморщила носик и, отняв свою кисть, приветственно кивнула Вильяму. Затем потребовала:

— Георгий, идем.

Лайонел нахмурился. Его самого первая красавица демонстративно проигнорировала на виду у главного сплетника Петербурга.

«Георгий, — мысленно позвал он, — жду тебя туч через пять минут».

Друг обернулся и подмигнул ему.

Бриан ошалело округлил глаза и, проводив парочку, шумно выдохнул:

— О-оу-у… Ну дела!

Подъехал белый лимузин.

— Джонсон, у нас сегодня особая гостья. — Лайонел сделал шаг назад, а брата подтолкнул вперед.

Брайан облизнул губы и, вытянувшись по стойке смирно, отрапортовал:

— Так точно! Понял! Все будет по высшему… — Он не договорил, дверца лимузина распахнулась и показалась нога в черном сапожке.

Вильям подбежал к машине и подал девушке руку.

Джонсон удивленно принюхался.

— Эта гостья для… — начал он, но Лайонел его оборвал — Нет, это действительно просто гостья.

— Мама Миа! — воскликнул модник Бриан, когда увидел девушку в сером пальто, белой шапочке и с пакетом руке.

— Надеюсь, это она не торт несет, — незаметно вернулся Георгий.

Лайонел усмехнулся, а когда встретил взгляд девушки, и мысленно спросил у друга: «О чем она думает сейчас?»

— Что-то про льды Антарктиды.

— Хм-м…

— Может быть, ее беспокоит глобальное потепление? — предположил Георгий.

Замок в самом деле был оранжевым, он светился разноцветными огнями, как новогодняя елка.

Катя шаг за шагом приближалась к лестнице, где стоял полноватый мужчина в малиновом костюме, а чуть поодаль, возле колонны, Лайонел с Георгием Сердце стучало все сильнее и сильнее, ноги сделались тяжелыми, дыхание сбилось.

— Все будет хорошо, — тихо сказал Вильям, крепче сжимая ее локоть.

Когда она занесла ногу над первой блестящей ступенькой и подняла голову, чтобы взглянуть на молодых людей у колонны, там уже никого не было. У аркообразного входа остался лишь мужчина в малиновом.