За пригоршню чар - Ким Харрисон

Я открыла аптечку и нашла там обычный набор — минус всережущее и острое. Дженкс фыркнул:

— А с чего ты с ней так по-хорошему?

— С того, что она по-хорошему со мной. — Яотыскала подходящего размера пластырь и антисептические салфетки, сдвинулаподальше аптечку, освобождая место на столе, и села на него. — Ну, а тыпо-хорошему будешь, или мне надо гавкнуть?

Он глубоко вздохнул, удивив меня внезапным переходом ксерьезности, даже тревоге.

Ладно, — сказал он, медленно отнимая бинт. Уставившисьна кровь на бинте, он задышал часто-часто. Я чуть не улыбнулась, увидев, чторана у него — почти царапина. Может, она и была бы опасной для существа вчетыре дюйма ростом, у которого крови с наперсток, но для него теперешнего этобыло ничто. Впрочем, она все еше кровоточила, так что я распечатала пакет ссалфетками.

Сиди ровно, — попросила я, и убрала руку, когда онзадергался. — Блин, Дженкс. Ровно сядь. Не так уж и больно, это простоцарапина, а на тебя глядя, можно подумать, что тебя ножом пырнули и без швов необойтись.

Он оторвал взгляд от кровавого бинта и глянул на меня. Впроникающем из внутреннего двора свете глаза его стали невероятно зелеными.

— Не в том дело, — сказал он, напоминая мне, чтоза нами следят. — За мной никто никогда не ухаживал, кроме Маталины.Только мать.

Я положила руки на колени, припоминая, что где-то слышала,будто пикси заключают брак на всю жизнь. Струйка крови потекла по его лбу кглазу, и я потянулась ее стереть.

— Скучаешь по Маталине? — тихо спросила я. Дженкскивнул и стал глядеть на салфетку, которой я промакивала его лоб, аккуратноотводя в сторону золотистые кудри. Волосы у него были сухие, будто солома.

— Я с ней никогда так надолго не разлучался, —сказал он. — Десять лет, а больше чем на день мы не расставались.

Мне не удалось сдержать зависть. Ая — вот она, ухаживаю завосемнадцатилеткой, который готовится к смерти и скучает по жене.

— Везет тебе, Дженкс, — тихо сказала я. — Ябы от восторга прыгала, если б хоть год провела с одним и тем же парнем.

— Это гормоны, — заметил он, и я обиженноотшатнулась.

Кажется, здесь спирт был, — пробормотала я, открываяаптечку.

У меня с Маталиной, я хотел сказать, — продолжил он; унего уши слегка покраснели. — Мне очень жаль, что ты к любви идешь такимтрудным путем. С Маталиной я все сразу знал.

С кислой рожей я выудила еще одну салфетку и осторожнопромокнула его ссадину, убирая мелкие обрывки листвы.

— Правда? Ну, колдунам не так везет.

Окровавленную салфетку я бросила на стол, и Дженкс сразуобмяк, глаза затуманились.

— Помню, когда я в первый раз ее увидел… — сказалон, и я поощрительно промычала: «М-мм», потому что он, наконец, пересталдергаться. — Я тогда только-только из дома ушел. Я деревенский парнишка,знаешь?

— Правда?

Пластырь оказался слишком большим, и я поискала что-то болееподходящее. Заметив в аптечке влажные салфетки, я дала их Дженксу, чтобы вытерруки.

— Лето выдалось дождливое и холодное, — сказал он,откладывая в сторону старый бинт и распечатывая пачку салфеток, словно подарокнебес. Он аккуратненько развернул салфетку. — В саду дела стали плохи.Надо было начинать самому добывать пропитание или отбирать еду у собственныхсестер и братьев. И я ушел. Проголосовал грузовику с овощами и оказался напродуктовом рынке в Цинциннати. Меня поначалу колотили за вторжение на чужиеулицы. Я тогда ни хрена не знал.

Надо же, — сказала я, думая, что пластырь сизображением Барби Дженкс может счесть оскорблением, и отыскивая другой, сХи-Меном. Господи, для кого эту аптечку собирали? Для нянечек в детском саду?

Мне просто повезло, что когда я заснул под колокольчиком,нашла меня Маталина, а не ее братья. Повезло, что она меня сначала разбудила, апотом уже попыталась убить. И совсем повезло, что она разрешила мне остаться наночь, нарушив главное правило семьи.

Я посмотрела ему в лицо, и мне стало легче при виде любви вего глазах. Ужасно странно было видеть такую откровенную, такую громаднуюлюбовь на таком юном лице.

Он слегка улыбнулся.

— Я улетел до рассвета, но когда прослышал, что вИден-Парк строят новые дома, я отправился посмотреть планы. Там оказалось полнозеленых участков, и я попросил Маталину мне помочь, и мы дождались попуткивместе. Когда ты один — ты нищий, а двое могут владеть всем миром, Рейч.

Мне почудилось, что он пытается сказать мне больше, чемзначат просто слова, но я не хотела слушать.

Сиди ровно, — скомандовала я, убрала волосы с его лба иприклеила пластырь. Потом я отодвинулась, и окровавленная челка легла обратно,закрывая повязку. Повернувшись к столу, я собрала в кучку все ошметки, что сними дальше делать — я не знала.

Спасибо, — тихо сказал Дженкс, и я покосилась на него.

— Не за что. Маталина замечательно зашила мне рану, ятолько рада вернуть услугу.

В дверном проеме кто-то зашаркал, мы повернулись в тусторону. Быстрой уверенной походкой — деловой, как я для себяопределила, — вошел небольшого роста тип в слаксах и красной тенниске, попятам за ним шли двое в форме. В ножных кобурах у них были пистолеты, и явстала. Дженкс тоже не замедлил подняться, приглаживая на лбу перепачканныекудри.

У типа волосы подстрижены были коротко, в военном стиле,ярко-белые по контрасту с загорелым и обветренным лицом. Ни бороды, ни усов небыло, что меня не удивило. Внушительность разливалась от него, будто запах одеколона,но это не была уверенность Трента Каламака, построенная на манипуляции. Нет,его уверенность базировалась на знании, что он любого может пришпилить к полу иглотку порвать. Ему было немного за сорок, как я решила, и я бы назвала егокоренастым и плотным. Ни намека на дряблость.

— Босс, полагаю? — прошептала я.

Он резко остановился метрах в полутора от меня, через стол.Умными глазами он оглядел меня и Дженкса в наших воровских чёрных прикидах,нащупал в кармане рубашки очки, вздохнул.

— Вот черт, — сказал он Дженксу грубым, как будтоот многолетнего курения, голосом. — Я на тебя пять минут смотрел, и так ине понял, кто ты такой.

Дженкс глянул на меня, я пожала плечами, удивленная такойискренностью.

Пикси, — сказал Дженкс, убирая руку за спину, чтобывервольф не вздумал ее пожать.

Серьезно, пикси? — выпалил тот, широко раскрыв глаза.Глянув на меня, он надел очки, перевел дух и спросил: — Твоя работа?

— Угу, — сказала я, протягивая руку длярукопожатия. Только тут же отшатнулась, ахнув, потому что двое у него за спинойцелились в меня — а я не успела заметить, когда они выхватили пистолеты.