Псалом бурь и тишины - Розанна А. Браун

прочь из камеры. Они вышли из подземелья, и затем наставник исчез, оставив его одного.

И тогда ноги его подогнулись, он упал на колени, и его рвало до тех пор, пока в желудке ничего не осталось.

18. Карина

– Значит, великая султанша Зирана была повержена гигантской многоножкой, – невесело усмехнулся Тунде. – Представь только, какие песни сложат гриоты об этом событии!

Карина застонала. Под ее пульсирующими веками вспыхнул целый калейдоскоп цветов.

– Замолчи. Ты мертв. Я не обязана тебя слушать.

Ее покойный муж вздохнул в притворной досаде и положил руку на сердце.

– Я, может, и мертв, но ты отравлена ядом и не можешь очнуться. Ну и кому из нас хуже?

Это был весомый аргумент. Карина и рада была бы с ним поспорить, но, как уже было сказано, ее отравили, и она не могла очнуться.

Последним, что она помнила, был укус Мааме Коготки. А теперь она не могла пошевелиться и с ней разговаривал призрак Тунде.

– Тебе надо открыть глаза и посмотреть, в какую беду вы попали – ты и твои друзья, – посоветовал Тунде. Голова Карины раскалывалась от боли – в нее будто завинчивали гигантские шурупы, – но она, приложив неимоверное усилие, подняла веки.

Она находилась в помещении, напоминавшем большую кладовку. Многочисленные длинные полки на стенах были сплошь заставлены глиняными горшками и стеклянными бутылями – в них хранились ингредиенты, из которых Мааме готовила свои настои. С потолка свешивались пучки трав, одуряющая смесь их ароматов наполняла душное помещение. Слева от Карины, неподвижно, словно кукла, лежала Афуа, справа – Каракал. Ифе нигде видно не было.

Карина попыталась позвать своих спутников, но с ее губ слетел лишь еще один стон. Даже просто дышать было как взбираться на высокий холм с мельничным жерновом на шее. Каракал пошевелился. Глаза его были открыты, а взгляд направлен на что-то, чего не было в этой комнате.

– Иссам, прошу тебя… пойдем со мной, – проговорил он. Он продолжал еще что-то говорить, но его слова сливались в неразличимое бормотание.

– Потише, ты! – бросила Мааме Коготки. Она быстро ходила от полки к полке – непрерывно слышалось ужасное цок-цок-цок ее ножек – ножек сколопендры, – брала то один горшок, то другой и высыпала и выливала их содержимое в котел, висевший над очагом в центре комнаты.

– Сто лет, – произнесла демоница. Она сняла с полки склянку с человеческими глазными яблоками, понюхала ее, поморщилась и поставила обратно. – Целых сто лет прошло с того дня, как я в последний раз повстречала завенджи. А теперь объявились целых четверо? Будьте прокляты, завенджи. Будьте прокляты, улраджи. Провалитесь вы все в преисподнюю.

Четверо? Карине это число показалось неверным, но она никак не могла сообразить, почему. Она снова застонала, и демоница обернулась в ее сторону.

– А, ты уже очнулась? – сказала Мааме. – Ты крепче, чем мне показалось. Но не вздумай пытаться убежать – единственное, чего ты добьешься, – наведешь мне тут беспорядок.

– Отпустите нас, – сказала Карина. Язык ее совсем не слушался, но Мааме Коготки явно ее поняла и покачала головой.

– Чтобы ты рассказала всем, где я, и разорила мое пристанище? Разумеется, нет, – прикрикнула она, и Тунде поморщился от ее тона.

Карина понимала, что он – всего лишь видение, вызванное ядом и ее собственным страхом, но все равно стыд переполнял ее всякий раз, когда она смотрела на него. Если бы она могла пошевелить губами, она попросила бы у него прощения. Она сказала бы, что в ту ночь должен был умереть не он, а она и что до конца своих дней она будет жалеть о том, какую страшную цену он заплатил в конфликте, к которому не имел никакого отношения.

– Пожалуйста… Мне просто нужно найти… ключ от Доро-Лекке, – выдохнула она.

Мааме усмехнулась.

– Тебе – и каждому про́клятому Великой Матерью завенджи, приходившему ко мне со своими завиральными идеями о божественной мощи. Каждый из них верил, что именно он заслуживает такого благословения. И каждый из них погиб от моих рук, а его кровь и части тела пополнили мои запасы лекарственных средств.

– Давай, Карина, думай, – сказал Тунде. Все вокруг было таким медленным, мысли путались в голове, как длинные нитки, оторвавшиеся от катушки. – По какой причине Мааме Коготки убивала всех встреченных ею завенджи? Что она получает с этого, прикрываясь своей лечебницей?

Элинам говорила, что Мааме Коготки лечит своих пациентов по доброте душевной, но это явно не так. Карине что-то подмешали в еду, это притупило ее чувства и заставило против воли говорить правду. Хуже всего то, что отрава напрочь лишила ее способности к сопротивлению, она даже получала удовольствие от своего состояния.

Демоница принимала у себя людей не ради их пользы, а ради своей. Она высасывала нкра из их тел, делая их слабыми и безвольными. Но зачем? Что за тайной она владеет, что ей приходится убивать каждого завенджи, слишком близко подобравшегося к разгадке?

Возможно… она сама и есть эта тайна! Как лучше всего защитить что-либо? Поставить под угрозу жизнь самого хранителя тайны.

На Карину нашло озарение. Она с усилием сделала еще один вдох. Снаружи прогремел гром, и огромный шатер Мааме Коготки сотрясся до основания.

– Вы не просто знаете, где найти ключ. Вы являетесь ключом. Он внутри вас. Другие завенджи пытались убить вас, чтобы им завладеть, но вы приканчивали их первая.

Мааме подошла к Карине – цок, цок, цок – и взяла ее за щеки обеими руками. В ее зрачках метались голубые огоньки магии, а еще в них застыли тысячелетние печаль и гнев.

– Когда твои замечательные предки построили себе Убежище, они решили, что им нужен особый способ защитить его от чужаков. Тогда я была еще маленькая и глупая. Они обманом выманили меня из мира духов, вложили в меня ключ и оставили здесь. Не одолев меня, никто не может попасть в Доро-Лекке, и никто еще не попал. Я уничтожала их одного за другим, исполняя свои проклятые обязанности и питаясь нкра, что позволяет мне делать скрытно моя лечебница.

Мааме отпустила Карину – ее острые ногти отпечатались на щеках принцессы.

– Только одному человеку удалось пройти через меня – Баие Алахари. Она рассуждала о том, что мир должен измениться, что ошибки прошлого должны быть исправлены. Она единственная из всех оказалась сильнее меня. Она могла меня убить, но пощадила, не став наносить последний удар. Я была так тронута, что впустила ее в Убежище, и дьявольская магия, соединяющая меня с этим адским местом, превратила меня