Нежность Аксель - Франсуаза Бурден

Он принялся за приготовление кофе, поджарил тосты и положил в корзинку фрукты. Английская трость, стоявшая у стойки, нужна была ему только на дорожках. Он стремился как можно скорее восстановить форму, преуспевая в этом больше, чем того требовали кинезитерапевты, и ходил почти нормально. Вскоре ужасное падение в Отей стало лишь неприятным воспоминанием.

— Уже на ногах? Ну, ты и расстарался…

В кухню вошла Аксель с взъерошенными волосами и глазами, еще немного припухшими от сна. На ней были розовая футболка, шорты и золотистые сандалии.

— Я рада, что вернулась, — выдохнула она, усаживаясь на высокий табурет. — Констан еще не встал?

— Пока нет. И я этим воспользуюсь, чтобы…

Обойдя стойку, он подошел и поцеловал ее в шею.

— Со сна ты чудо как хороша! — прошептал он.

Она слегка отступила, вероятно, чтобы отрезвить его. Несомненно, она еще не оправилась от шока после кончины Бена. Накануне она возвратилась очень поздно и, должно быть, плохо спала. Он подал ей чашку кофе, положил два кусочка сахара.

— Я распланировал сегодняшнее утро. Посмотришь, все ли тебя устраивает.

— Ничего особенного не произошло?

— Нет, я ведь говорил, все идет хорошо. У меня не возникло ни одной проблемы, даже было время ввести отчеты в твой компьютер. У тебя забавная программа…

— И впрямь забавная! А теперь скажи, как тебе снова оказаться в роли тренера?

Несмотря на то что вопрос был задан безобидным тоном, в нем, конечно же, скрывался подвох, и лучше было бы ответить откровенно.

— Это было очень поучительно, очень радостно, почти опьяняюще! Мне действительно очень понравилось, не стану отрицать. Но все-таки мне не терпится сесть в седло. Мне так этого недостает!

Конечно, ему понравилось играть роль того, кто решает и отдает приказания. Он не был лишен амбиций и знал, что карьеру жокея не продлить до пенсии. Тем не менее он не воспринимал Аксель ни как средство спасения, ни как надежду на продвижение в обществе. Она была женщиной, которую он желал более всего, женщиной, рядом с которой хотел бы засыпать по вечерам и просыпаться по утрам.

— Если хочешь, — предложил он, — я могу помогать тебе какое-то время.

— Нет, тебе нужно отдыхать, продолжать реабилитацию. Я справлюсь сама, я привыкла. В конце концов, Бен по полгода проводил в Англии. Не так уж много сейчас изменится.

— Кроме того, что ты звонила ему за каждым «да», за каждым «нет»!

— Его мнение много значило, но я научусь обходиться без него.

Обходиться и без него, Антонена. Это было очевидно, поскольку она отвергала его помощь. Он расстроено вздохнул:

— У тебя чудесный дом, мне будет жаль уезжать отсюда.

— Чудесный до такой степени, что ты спал в моей постели? Не отпирайся, от подушки пахнет твоей туалетной водой!

— Я как-то прилег там вздремнуть после обеда, это правда. Всего разок, клянусь! Я думал о тебе, о тех мгновениях, что мы пережили вместе. Я хотел услышать твой запах, а не оставить свой. Ну-ну, улыбнись! Это ведь не преступление, правда?

Он взял ее руку, повернул, поцеловал в ладонь. Аксель снова отстранилась.

— Пойду оденусь…

В дверях кухни она обернулась.

— Спасибо, что пожил здесь, Антонен. Без тебя я не смогла бы поехать на похороны Бена, я этого не забуду. Но, пожалуйста, останемся друзьями! Не стремись к тому, чего я не могу тебе дать.

Как и несколько недель назад, в клинике, она вычеркивала его любовь из своей жизни. Ему стало досадно, потом его охватил гнев, но когда он глядел на нее, больше всего ему хотелось обладать ею.

— Ты купила ноги не в том магазине, где отовариваются остальные, — только и сказал он, пытаясь шутить.

Заинтригованная, она наклонилась и стала рассматривать свои бедра, затем икры. Из-за того, что на дорожках она была в джинсах, загорели только руки и лицо, все остальное было перламутрово-бледным — такой обычно бывает кожа у блондинок.

— Еще один комплимент? — бросила она и рассмеялась.

Потом послала ему воздушный поцелуй.

* * *

Констан насыпал изрядную порцию сухого корма в миску, которую поставил перед Пачем. Их встреча была радостной, пес с визгом крутился у ног хозяина. Конечно, Антонен хорошо заботился о нем, но Констан был для него богом.

— Приятного аппетита, мой Пачкуне!

Привязанность пса была таким же утешением, как и тот факт, что он вернулся домой. В привычном окружении Констан чувствовал себя не так плохо, как в Англии, где он пообещал себе не появляться больше никогда. Никогда.

Краем глаза он следил за учениками, которые чистили лошадей, перед тем как седлать их. Первая партия выйдет как обычно, лишь только небо начнет светлеть на востоке.

— Ты уже все съел? Ну и обжора же ты стал! Антонен слишком баловал тебя, я вижу…

Констан ополоснул миску и поставил ее на место. Во дворе царило обычное оживление: от конюшен доносились какие-то шуточки, мальчишки передавали друг другу щетку или резак для чистки копыт, слышно было ржание скакунов. Утро — как многие другие, со своими ритуалами, законами, обычным течением.

Констан присел на ящик с зерном и закурил. С места, где он устроился, был виден лес, точнее, несколько деревьев, листья на которых уже начали желтеть. Приближалась осень, дни становились короче.

— Этой зимой, Пач, если будет слишком холодно, ты станешь спать в кухне.

В самом деле, больше не было оснований оставлять пса на улице. Опасности, связанной с Дугласом, казалось, больше не существовало, хотя его племянник вовсе не был в этом уверен. Их последний разговор у Грейс и Джервиса в утро похорон был показательным. Дуг не считал, что ему пришло время вернуться во Францию, тем более при таких обстоятельствах. По его словам, смерть Бенедикта делала конюшню Монтгомери более уязвимой. Он не хотел быть ее слабым местом. «Если я вновь обоснуюсь дома, эти типы опять начнут меня шантажировать. Я останусь здесь, заставлю обо мне забыть». Да, это был бы самый лучший выход, но он говорил так, словно мог что-то решать. Разве он спросил у Аксель, справится ли она одна? Нет. Как последний эгоист, он затаился в ожидании лучших дней. Констан предупредил его, что в тот день, когда он появится со своими чемоданами в Мезон-Лаффите и будет готов возвратиться в нелепый дом с выступами, ему придется засвидетельствовать свою благонадежность. Да-да! И речи нет о том, чтобы пустить козла в огород, предателя — к честным людям. Прежде он должен рассказать сестре обо всем, что сделал той ночью, чтобы между ними не было недомолвок и они могли начать все с чистого листа. «Ты сумасшедший? — закричал в ответ Дуглас. — Если я во всем признаюсь, тебе тоже придется объясняться с ней!» Но Констан твердо стоял на своем, поскольку не боялся Аксель. Она была малышкой, для которой он всегда пек пирожки и готовил что-нибудь вкусненькое. Говорить с Беном было выше его сил, но с Аксель — вовсе нет. В один прекрасный день происшедшее должно быть предано огласке, уж слишком тяжелым камнем лежало оно на его совести!