Тайная жизнь мозга. Как наш мозг думает, чувствует и принимает решения - Мариано Сигман

Принцип, выведенный из эксперимента с треугольниками, объясняет один из наиболее значимых процессов обучения: превращение визуальных символов (букв) в звучащие слова. Поскольку чтение – одна из основ нашего знания и культуры, это придает ему особое значение по сравнению с остальными человеческими навыками.

Почему мы начинаем читать в пять лет, а не в четыре и не в шесть? Чем это удобнее? Как лучше учиться чтению: разбивая каждое слово на буквы, из которых оно состоит, или, наоборот, читая слово целиком и связывая его со смысловым значением? С учетом важности чтения, нельзя отвечать на эти вопросы: «Мне кажется, что…»; сначала нужно накопить свидетельства, объединить многолетний опыт со знанием механизмов мозга, обеспечивающих развитие способности читать.

Как и в других областях обучения, опытные читатели пользуются аутсорсингом. Те, кто плохо читает, не только делают это медленнее; им мешает то, что они полностью сосредоточены на чтении, а не на смысле слов. Именно поэтому дислексия часто диагностируется у тех, кто с трудом понимает читаемый текст. Это скорее относится не к интеллекту, а к неправильной цели приложения усилий. Чтобы войти в положение таких людей, попробуйте удержать в памяти эти слова, пока вы читаете следующий абзац: дерево, велосипед, кружка, веер, персик, шляпа.

Иногда, читая текст на иностранном языке, который мы только начинаем учить, мы осознаем, что слабо поняли его, поскольку наше внимание было полностью сосредоточено на переводе слов. Когда кто-то учится играть на ударном инструменте, его внимание сконцентрировано на ритме, который он осваивает. В какой-то момент ритм становится автоматическим; только тогда ученик может сосредоточиться на сопровождающей мелодии, на ее гармонии или на других ритмах, которые вступают в диалог с его инструментом.

Ну как, вы помните перечисленные слова? Если да, то о чем шла речь в последнем абзаце? Довольно трудно справиться с этими двумя задачами одновременно, поскольку каждая из них занимает место в ограниченном объеме лобной и теменной коры. Ваше внимание делает выбор между жонглированием шестью словами, чтобы они не исчезли из вашей памяти, и пониманием текста. Лишь в редких случаях оно может сосредоточиться на том и другом.

Почти все дети быстро учат язык. Будучи взрослым человеком, я приехал во Францию, освоив лишь несколько простейших французских слов. Мне казалось странным, что маленький ребенок, ничего не знавший о философии Канта, численных методах или группе «Битлз», безупречно говорит по-французски. Должно быть, тому же ребенку было странно, что взрослый не справляется с таким пустяком, как правильное произношение слов. Этот бытовой пример показывает, что человеческий мозг может проявлять виртуозность, практически не имеющую отношения к другим вещам, которые мы связываем с культурой и интеллектом.

Одна из идей Хомского состоит в том, что мы так легко усваиваем устную речь потому, что она основана на способности, которая уже подготовлена в мозге. Как мы убедились, мозг – не чистая доска. Он обладает некоторыми встроенными функциями, и проблемы, связанные с ними, легче всего поддаются решению.

Хомский также утверждал, что существуют элементы, общие для всех устных языков, и все алфавиты связаны общей нитью. Разумеется, тысячи алфавитов, как ныне существующих, так и вышедших из употребления, сильно отличаются друг от друга. Но если мы посмотрим на них в целом, то сразу же заметим определенные закономерности. Удивительнее всего, что конструкция букв основана лишь на нескольких рукописных штрихах. Хьюбел и Визель получили Нобелевскую премию как раз за открытие того, что каждый нейрон первичной зрительной коры определяет штрихи в маленьком «окошке», к которому он чувствителен. Эти штрихи становятся основой для всей зрительной системы; это ее строительные кирпичики. Все алфавиты построены из таких кирпичиков.

Существуют горизонтальные и вертикальные линии, углы, арки и наклонные черты. Когда вы сосчитаете наиболее частые штрихи во всех алфавитах, то увидите необычную закономерность: штрихи, наиболее распространенные в природе, встречаются во всех алфавитах. Это не результат какого-то рационального плана; просто алфавиты развивались с использованием материала, сходного с наблюдаемым в окружающем мире. Они «присваивают» элементы, к которым уже привыкла наша зрительная система. Это все равно, что получить преимущество на старте: чтение достаточно близко к тому, что уже усвоено зрительной системой.

Если мы попытаемся учить алфавит, никак не связанный с естественными предпочтениями нашей зрительной системы, то чтение станет гораздо более сложным. И наоборот: когда мы испытываем трудности с чтением, то можем облегчить этот процесс, превращая усваиваемый материал в нечто более естественное и удобоваримое, – во что-то, к чему мозг подготовлен заранее.

Маленькие читатели произносят слова как бы в замедленной съемке. После множества повторений этот процесс становится автоматическим; вентральная часть зрительной системы создает новый нейронный контур для распознавания букв. Этот детектор формируется благодаря перекомпоновке уже существующих контуров, определяющих штрихи. Новые кирпичики зрительной системы, как в конструкторе «Лего», в свою очередь проходят перекомпоновку для распознавания слогов из двух или трех букв. Процесс продолжается, и теперь в качестве элементов выступают отдельные слоги. На этом этапе ребенок читает слово «папа» в два этапа, по одному на каждый слог. Позднее, когда появляется привычка к чтению, слово читается целиком, как один элемент. Иными словами, чтение превращается из последовательного процесса в параллельный. В конце обучения у читателей образуется функция мозга, способная целиком распознавать большую часть слов, кроме очень длинных и составных.

Откуда мы знаем, что взрослые люди читают слово за словом? Первое доказательство – глаза читателя, которые движутся с остановками на каждом слове. Каждая такая остановка продолжается около 300 миллисекунд, после чего взгляд резко перескакивает на другое слово. В тех системах письма, где движение происходит слева направо, мы пристально фокусируем взгляд на первой трети слова, так как мысленно следуем оттуда вправо, к будущему чтению. Это очень точный процесс, и, разумеется, он происходит непроизвольно, автоматически и на бессознательном уровне.

Вторым доказательством служит измерение времени, потраченного на прочтение каждого слова. Если бы мы читали буква за буквой, то время было бы пропорционально длине слов. Однако время, затраченное читателем на прочтение слова из двух, четырех или пяти букв, остается неизменным. Таково великое преимущество распараллеливания; время выполнения операции не зависит от количества знаков в единице, которой мы оперируем. Этот процесс ограничен при чтении очень длинных и составных слов, таких как «грудинно-ключично-сосцевидный»[86]. Но для слова от двух до семи букв время прочтения остается почти одинаковым. У тех, кто только учится читать или страдает дислексией, оно увеличивается пропорционально количеству букв в словах.