Гость Дракулы - Брэм Стокер

Он казался растроганным, в глазах его стояли слезы. Хозяин принес пунш, и, так как за него платил юноша, нам пришлось, конечно, выпить за его здоровье. Потом наш добрый хозяин встал и сказал, что тоже поставит нам чашу пунша, чтобы мы могли попрощаться с нашим другом. И его пунш мы тоже выпили. Потом хозяин подошел и шепнул мне, чтобы я заказал еще одну чашу пунша. «Я не возьму с вас за нее денег, – сказал он. – Позаботьтесь только, чтобы его светлость выпил побольше; я хочу расквитаться с работным домом!»

По всей нашей веселой компании пролетел шепоток, что наш юный друг сегодня должен надраться как следует. И он надрался. Он явно не привык к такому количеству спиртного, и после первых стаканов его нетрудно было уговорить выпить еще. Помню, бедняга все время напоминал нам, что должен успеть на поезд до Лондона, отправляющийся в четверть девятого утра, и показывал свой билет.

Когда молодой человек окончательно опьянел, мы все вместе уложили его в постель в одном из номеров «Веселой девы». Но перед тем как уйти, мы лишили лоска его новый костюм. Смею сказать, что мы действовали несколько более грубо, чем было необходимо, но было так забавно думать о том, как бедолага проснется с головной болью и увидит, что его новая одежда порвана и прожжена насквозь, проткнута перочинным ножом, заляпана чернилами и свечным салом. Под конец мы засунули его сорочку в дымоход и повозили ее по полу, после чего она приобрела очень живописный вид. Когда мы уходили, наш добросердечный хозяин со смехом заметил: «Когда господин Работный Дом увидит свою одежду, он почувствует себя, прямо как в старые времена».

Что ж, наша маленькая шутка все же не получила завершения. Разумеется, мы хотели, чтобы юноша опоздал на свой поезд, но, очевидно, рано утром его мать пришла за ним и узнала от служанки, где он. Наш добрый хозяин все еще спал, поэтому никто не помешал женщине войти. Думаю, она вовремя посадила сына на поезд – у него ведь не осталось ни гроша после того, как он заплатил за свою чашу пунша.

Я слышал от одного актера труппы Королевского театра, что наш герой явился туда в ужасном состоянии. Должен признать, у него хватило смелости, и он готов был продолжать свою работу, хоть и выглядел как пугало, но по какой-то несчастной случайности администратор Грандисон вовремя увидел его, увел к себе в комнату, заставил умыться и дал кое-какую одежду.

Во всяком случае, юноша больше никогда не возвращался в Уиган. А сейчас – посмотрите, разве это справедливо? – этот выскочка из работного дома богат. Говорят, у него больше ста тысяч фунтов, его жена и мать разъезжают в каретах, в то время как такие гении, как я, вынуждены ютиться в лачугах вместе с театральными бездарями! Фу! – и трагик утопил в стакане с пуншем остаток своего глубокого возмущения.

Некоторое время в вагоне стояла тишина; мужчины курили, женщины потупили глаза себе в подолы платьев. Первым нарушил молчание машинист.

– Забавная история. Очень забавная! Не стану говорить, что я думаю, потому что сейчас – время Рождества, а джентльмен, который ее рассказал, – старый человек и одной ногой стоит в могиле. Я из Уигана, знаете ли, поэтому можете себе представить, как мне интересно было услышать такую историю. Я знаю, где находится «Веселая дева», и знаю также, какой репутацией пользуется тот «добрый хозяин», да поможет ему Бог! Я туда загляну, когда приеду домой в следующий раз, и посмотрю, нельзя ли сыграть еще какую-нибудь шутку!

(Позже слышали, как он сказал в беседе с ведущим с глазу на глаз:

– Послушайте, мистер, вы – человек опытный. Скажите, как судьи в Мидлендc смотрят на потасовки в наше время? Какой штраф они считают справедливым, если возникла крупная ссора, и физиономией какого-нибудь прохвоста вытерли пол?)

– Вы следующий, Мерфи, – сказал ведущий, глядя на ассистента режиссера и одновременно наливая стакан горячего пунша из виски. – Не бойтесь этого виски «Джон Джеймисон».

– Я по природе человек робкий, – ответил тот, предварительно сделав глоток пунша, – и, когда меня вытаскивают вот так, на публику, я всегда теряюсь. Это мое слабое место, так что, думаю, вы меня простите, дамы и господа, если я в чем-то провинюсь перед вами.

Этот ирландец считался в труппе юмористом, и ему казалось, что он обязан оправдывать свою губительную репутацию, – точно так же, как ему приходилось время от времени делать усилия, чтобы говорить с достойным ирландским акцентом.

– Полагаю, лучше мне не ступать на зыбкую почву, а поведать о собственном опыте и не испытывать затруднений, рассказывая о том, чего не знаю. Помните, как говорилось: «Illi robur et aes triplex circa pectus erat»[35], – ассистент режиссера окончил всего лишь начальную школу, но всегда самонадеянно утверждал, будто за плечами у него колледж.

– Хорошо, Мерфи. Расскажите, о чем хотите, но торопитесь! Не кофр на неделю укладываете, а всего лишь дорожную сумку на воскресенье! – заметил кто-то.

Актеры встретили это профессиональное сравнение смехом и аплодисментами, и Мерфи, умный малый, не стал зря тратить представившуюся возможность на шуточки и увертки, а сразу же начал свой рассказ.

– Я был ассистентом режиссера в театре «Лейн», когда приняли закон о детях-актерах. Мне пришлось потрудиться, потому что в мои обязанности входило нанимать детей, а также статистов, а в тот год это была трудная задача, могу вам доложить. Старик Густав за год до того поссорился с мадам Лаффан, постановщицей танцев с Олд-стрит, которая обычно нанимала детей из Вест-энда, а миссис Пурфой сколотила состояние и ушла на покой, поэтому в западной части не осталось ни одного специалиста с труппой обученных танцам детей. Проект этого закона, как вы помните, проталкивали какие-то чудаки, и не успел никто и глазом моргнуть, как он был принят. Потом начались неприятности. Родители, которые обычно приходили и умоляли взять их детей даже ко мне начали относиться свысока и требовать составления контракта. Они желали удвоить плату. Они думали, что имеют право продавать услуги своих детей, и что новый закон их коснуться не может. Поэтому старик Густав, в свою очередь, придержал коней, когда – представьте себе!..

– Он ворует мои слова! – тихо пробормотала швея. Она не посмела заговорить громко из страха оскорбить рассказчика: Мерфи был доброй душой и часто оказывал ей мелкие услуги.

– …Судьи ужесточили правила и совсем запретили детям наниматься на работу. Мы все чуть с ума не сошли. Рождественской пантомимой в тот год у нас должна была стать «Золушка». В ней играли в основном дети, и все декорации, реквизит и костюмы были уже готовы. Шло время, и я начал беспокоиться. Детей нужно долго обучать и тренировать, и если ты берешь их без подготовки, то дело это нелегкое. Как правило, таких вокруг полно, и при обычных обстоятельствах, если не спохватиться слишком поздно, находится очень много малышей, которые уже играли в спектаклях раньше, и им нужно только освежить навыки и показать, что делать в новой пьесе. Ясно, у каждого театра есть свой список таких детей, которых нанимают каждый раз, – я это говорю, чтобы вы не подумали, будто я единственный первоклассный постановщик пантомимы, работающий со статистами! И вот настал такой момент, когда босс спросил у меня, сколько детей я нанял, и я был вынужден ответить: «Простите, ни одного! Разве вы не помните, что сами не велели мне нанимать этих чертовых малолеток? Я и не нанял!»