Толмач - Родриго Кортес

И только он решил, что не будет мешать естественному потоку событий, как седой рывком вскочил и уперся взглядом в бегущую по черной земле едва заметную серую фигурку.

– Это же он!

И тогда Курбан шагнул вперед, ударил китайца лбом в лицо, а когда тот упал, передавил клокочущее горло коленом.

* * *

Поручик даже не отдавал себе отчета в том, какого черта его туда несет, но шел к цели прямо, стиснув зубы и готовый ко всему. И лишь когда он оказался в двух десятках шагов от фанзы, перед глазами вдруг возникло лицо Серафимы.

«А я ведь и не знаю, что ей важнее – мои деньги или видеть брата живым и здоровым каждый день!» – с горечью осознал поручик и, спасаясь от этого чудовищного озарения, встал во весь рост, никуда не торопясь, прошел последние метры и вышиб дверь ногой.

Прямо перед ним с биноклем в руках стоял хунгуз – рыжий, как самый рыжий из русских. Поручик быстро оглядел комнату, выставил перед собой револьвер и повел стволом в сторону выбитой двери.

– Вперед!

Тот сглотнул, но уже по глазам было видно – все понял. Осторожно положил бинокль на столик рядом с собой, шагнул вперед, еще раз шагнул… и только тогда улыбнулся и, указывая на дверь, произнес что-то на китайском.

– Вперед, морда китайская! – рявкнул Семенов, и ровно в этот момент его тронули за плечо.

Поручик рывком обернулся и замер. Даже в темноте было видно, как много вокруг этих бритолобых, с черными тугими косичками вокруг головы бандитов – уж десять человек точно. И едва он подумал, что это конец, как в шее хрустнуло, глаза мгновенно залило чем-то горячим, а колени сами собой подогнулись.

* * *

Кан Ся привел в чувство полицейский сержант.

– Ваше превосходительство! Очнитесь!

Кан Ся ощутил легкий удар по щеке и поднял голову.

– Где он?

– Подследственный ваш? Сбежал! – извиняющимся тоном затараторил сержант. – Я как увидел, что он вас ударил, так сразу сюда… Стрелять вот только не решился – темно; боялся вас зацепить.

Кан Ся не без труда сел. В глазах все еще плыло, а в горле болезненно першило.

– Ты видел, куда он побежал?

– Видел, ваше превосходительство, – кивнул сержант. – Во-он туда, на край деревни. Туда же, куда и русский. Но вот оттуда никто уже не выходил.

Кан Ся ухватился за услужливо поданную руку и встал. Отряхнул от земли колени и принял у сержанта бинокль.

– Говори, где это. Уж не та ли фанза, что на самом краю?

– Точно.

– Ах! Как все плохо! – опустил бинокль Кан Ся.

Он уже понимал, что оба его сгинувших подследственных, скорее всего, попали в руки открывших вчера огонь ихэтуаней. Но он понимал и другое: пытаться вырвать их из рук бандитов и арестовать прямо сейчас, в темноте, означает слишком рисковать, а два трупа на его совести уже есть.

– Погибших забрать и доставить сюда, – не без труда повернув шею, приказал он сержанту, – затем расставить посты – над ложбиной, а утром, когда рассветет, арестуем. Ты понял? Посты вдоль всей ложбины! Он не должен уйти к своим!

* * *

То, что с поручиком случилась беда, казакам стало ясно очень и очень быстро, но вот что теперь делать, не знал никто. Покинув свой караул, офицер злостно нарушил устав, и теперь, когда он пропал без вести, ни старый караул не мог покинуть охраняемой зоны, ни тем более новый.

– Он у вас всегда так поступает? – зло поинтересовался до смерти уставший поручик из старого караула.

– Новенький он, – мрачно отозвался какой-то казак. – Только вчера на усиление прислали; нашто Егорыч заболел.

Офицер тихо матюгнулся.

– Значит, так, всем слушать меня. Горячки пороть не будем. Если сунемся на эту высоту без подготовки, перестреляют нас, к чертовой матери, как перепелок. А потому старому караулу посты сдать, новому – принять. Всем моим до утра спать посменно. А утром охотников на разведку пошлем – чтобы ловушка не вышла. Всем понятно?!

– Так точно, ваш бродь! – нестройно отозвались казаки.

* * *

К утру внезапно пошел снег, и всю ночь просидевший с биноклем в руках Кан Ся забеспокоился. Он понимал: если снег будет идти и дальше, он и его люди будут видны шагов за пятьсот.

– Поднимай людей, – повернулся он к сержанту. – Выходим. А то не ровен час – русские опередят.

Сержант кинулся будить подчиненных, и через полминуты все восемь оставшихся в живых полицейских, ежась от холода и отчаянно зевая, спустились по начавшему светлеть от снега склону вниз и ложбиной двинулись в сторону крайней фанзы.

«Лишь бы Семенов жив остался, – внезапно подумал Кан Ся. – А уж показания он мне так и так даст…»

Если бы это были простые хунгузы, вероятность, что пленный офицер останется в живых, была бы довольно высокой, и за небольшой выкуп, равный трем-четырем лошадям, поручика вполне можно было вытащить и предать суду.

Но это не были простые хунгузы. У этих хунгузов была идея. Кан Ся усмехнулся; фактически никакой разницы между ним самим и этими «Кулаками справедливости» не было. И он, и они мечтали изгнать слишком уж обнаглевших чужестранцев со своей земли. И он, и они терпеть не могли провонявшую насквозь тленом маньчжурскую династию. Но еще каких-то полтора года назад он, капитан имперской полиции, разительно отличался от любого из них – идеей, пониманием того, что он-то служит справедливости!

Но теперь… Теперь, когда у них вдруг появилась идея, пусть и в виде лозунгов, а сам он вместе с погонами потерял и самоуважение, они стали почти неотличимы. И он, и они балансировали на грани дозволенного. И он, и они нет-нет да и пользовались не слишком красивыми приемами. А главное, и он, и они понимали: идея – это лишь прикрытие, фасад. Пройдет время, и кто-то, пользуясь этой идеей, заработает деньги и власть, а они – простые исполнители – так и останутся с ощущением того, что их снова обманули.

– Не отставать, – обернулся он к полицейским и ускорил ход.

Отсюда до фанзы оставалось еще шагов двести, а снег уже почти покрыл землю целиком.

«Перестреляют нас, как сурков!» – с тоской подумал Кан Ся; несмотря на конец ночи, на ослепительно белом снегу их было видно достаточно хорошо, и надежда на внезапность была слабенькой.

Полицейские, прекрасно понимая то же самое, резко ускорили ход и буквально ворвались на ровную площадку перед фанзой. И едва они изготовились оцепить ее со всех сторон, как вокруг защелкали затворы.

– Ни с места…

Кан Ся повернул голову. Из-за угла фанзы прямо ему в грудь смотрел ствол револьвера.

* * *

Когда Семенов очнулся и, постанывая и кряхтя, выбрался сквозь пустой проем выбитой двери, с хмурого ночного неба уже падал снег.