Убийство номер двадцать - Сэм Холланд

будто расстояние между ними облегчит бурление в животе и ломоту в костях. Он – полное дерьмо. Даже без учета того, как близок он был к тому, чтобы заняться с ней сексом, им вообще не следовало пить вместе. Грань подобающего поведения была перепрыгнута в ту самую секунду, когда она появилась рядом с ним. Ему следовало уйти – и сказать ей, чтобы тоже шла домой. Но он настолько отчаянно нуждался в компании, что позволил всему этому продолжаться. И поцелуям, и… всему прочему. Адам не может заставить себя даже просто подумать об этом. Еще две стопки, и что бы он тогда сделал? Остановился бы? Или же…

Желудок у него опять сжимается, Адам сгибается пополам, опершись руками в колени, и его рвет в сточный желоб у тротуара. Испустив стон отвращения, чистой ненависти к самому себе, он прижимает ладони к глазам.

Слышит неподалеку чьи-то шаги и, подняв голову, видит поспешно обходящую его женщину в элегантном пальто. Как он может выглядеть в ее глазах? Адам видит себя таким, какой он сейчас есть. Унылый, одинокий сорокалетний мужчина, который цепляет женщин в ночных барах, потому что ему невыносима мысль о настоящей близости.

Адам снова выпрямляется и идет дальше. Представляет, где находится, но почему-то движется куда-то явно не туда. И в полуобморочном состоянии вдруг сознает, что направляется к своему старому дому. Дому своей бывшей супруги, в котором они некогда жили с Ромилли.

Он был совершенно другим человеком, когда женился на ней. Тогда он был счастлив – сейчас ему трудно вспомнить те времена. Когда счастье дарил не алкоголь. И не шуточки членов его группы на летучках. А то чувство довольства, что грело его откуда-то изнутри.

Адам все так и идет пешком еще полчаса. На улицах появляется все больше народу. Он смотрит на часы: восемь утра. Чем же сейчас занята Ромилли? В своей прежней жизни они завтракали вместе. Бок о бок на кухне, передавая друг другу молоко и кружки с кофе. От нее пахло свежевымытыми волосами, а когда они целовались на прощание – зубной пастой и духами. Но что она делает сейчас, со своим новым приятелем?

В конце дороги Адам останавливается. Отсюда уже виден ее дом вдалеке, на подъездной дорожке стоят две машины. У нее все тот же старенький «Форд», а у ее бойфренда – «Фольксваген Гольф».

Он подходит чуть ближе, затем снова останавливается. Занавески в доме раздвинуты – наверняка его обитатели уже встали, и пока Адам все стоит, наблюдая, открывается входная дверь. Он сразу ныряет за припаркованную у тротуара машину, стараясь по-прежнему все видеть, но оставаться незамеченным.

Из дома выходит мужчина. Фил. Вид у того свежий и подтянутый – и, черт возьми, этот тип намного красивей его, заново осознает Адам. Джейми был прав. Они с ним даже близко не ровня. Фил оборачивается, ожидая, когда на порог выйдет Ромилли. Они подаются друг к другу и целуются – всего лишь мимолетно клюют друг друга в щечку, но Адам сразу чувствует укол ревности к этому мужику. Который живет в его доме с его женой.

Бишоп неловко переступает с ноги на ногу – мышцы затекли в неестественной позе. Ждет, пока Фил сядет в свою машину и уедет в противоположном направлении.

Входная дверь закрывается – Ромилли вернулась в дом. Сейчас она одна. Ему отчаянно хочется подойти к ее двери, постучать, увидеть ее лицо. Хочется посидеть в своей собственной гостиной и поговорить с ней о том, какие чувства сейчас испытывает. Разделить с ней свою ненависть к самому себе, свою неуверенность в себе. Рассказать, как хорошо он понимает, что подвел своего лучшего друга.

И как только что едва не воспользовался слабостью Элли. Так, чтобы это она почувствовала себя виноватой. Чтобы это она ощутила, что должна извиниться.

А еще о том, как после развода он словно выскользнул из собственной шкуры – стал человеком, которого уже сам не узнаёт. И которым больше не хочет быть.

Адам хочет рассказать обо всем этом единственному живому существу, способному его понять. Тому, что, может, обнимет его и крепко прижмет к себе.

Но понимает, что никогда этого не сделает.

Что-то внутри него не позволяет ему так поступить. Он не может вновь стать тем человеком. Однажды он доверился самым близким ему людям, и только посмотрите, что из этого вышло… Он доверял Ромилли, а она разрушила их жизнь ради какого-то дешевого перепихона.

Посмотрите, к чему привело это его доверие… Посмотрите, до чего довела его вся эта любовь…

Все бросили его. Теперь он совсем один.

Дует сильный ветер, и Адам плотнее закутывается в пальто. Щекам почему-то холодно, и, протянув руку, он с удивлением обнаруживает, что плачет. С отвращением вытирает слезы, после чего поворачивается и быстрыми шагами уходит прочь.

Раньше

Он задерживает дыхание, когда обратный отсчет прекращается. Семнадцать. Ему не удалось долго прятаться. Найти хорошие места становится все труднее.

Грубые руки вцепляются ему в предплечья, когда его вытаскивают из шкафа.

Он стоит перед своим отцом, опустив глаза в пол. Знает, что его отец будет какое-то время смотреть на него, размышляя, что делать дальше, и бросает взгляд на отцовский ремень, все еще застегнутый у того на поясе. Отец замечает это и смеется.

– Не сегодня, Элай. Не сегодня.

А потом хватает его за руку и тянет к телевизору, перед которым стоит старое отцовское кресло – его обычная позиция во время трансляции футбольного матча, которая, как знает Элайджа, уже началась. На боковом столике ждут своего часа пинта пива и пачка сигарет «Би энд Эйч».

– Садись вон туда, – приказывает отец, указывая на ковер в стороне.

Элайджа в замешательстве смотрит на свою мать. Та стоит в дверях, нервно переминаясь с ноги на ногу и пощипывая разбитую губу. Взгляд ее мечется между сыном и мужем.

Мужчина с ворчанием опускается в кресло. Взмахом руки подзывает жену – она подступает ближе и включает телевизор. Комнату сразу же наполняют яркий свет, голоса комментаторов и рев толпы. Он шарит сбоку от себя, выбирает сигарету из почти полной пачки и закуривает, глубоко затянувшись.

Элайджа старается стоять как можно тише, еле дыша и не двигая ни единым мускулом. Думает, что, может, отец уже забыл про него. Может, сегодня никакого наказания не будет.

– Вытяни руку.

Элайджа не двигается с места, неподвижно застыв.

Отец меняет позу, оборачиваясь, чтобы посмотреть на него. В глаза у него вспыхивает гнев.

– Я сказал, вытяни руку!