Эхо прошлого. Книга 2. На краю пропасти - Диана Гэблдон

– Ничего, вы там надолго не задержитесь, – пробормотал он себе под нос.

Говорил он на гэльском, и это оказалось к лучшему – проходивший мимо солдат пристально посмотрел на него, словно почуяв недоброе. Йен отвел взгляд и повернулся к форту спиной.

Здесь больше делать нечего. Он поест, наберет еды в дорогу, позовет Ролло и уйдет. Можно…

Совсем рядом раздался оглушительный гул. Йен вздрогнул. Справа от него, у нацеленной на мост пушки, стоял пьяный гурон с открытым от потрясения ртом.

Снизу раздались крики – солдаты подумали, что в них стреляют из форта, хотя снаряд прошел выше и упал в озеро.

Гурон захихикал.

– Что ты сделал? – спросил его Йен на алгонкинском наречии, которое индеец, скорее всего, должен был понять. Так это или нет, было неясно – гурон лишь захохотал, и по его лицу побежали слезы. Он указал на дымящийся рядом бочонок. О боже, американцы бежали в такой спешке, что оставили бочонок с порохом, и теперь его фитиль горел.

– Бум! – сказал гурон, указывая на фитиль. Затем выдернул фитиль из бочонка и бросил наземь, где тот и остался лежать, словно сверкающая змея.

– Бум! – повторил гурон, кивнул на пушку и засмеялся так, что ему пришлось сесть на корточки.

К орудиям уже бежали солдаты, и крики раздавались не только снаружи. Пора было уходить.

8 июля 1777 года

Уильям пожалел, что принял приглашение бригадного генерала. Если бы он довольствовался скудным рационом, положенным лейтенанту, то не лопался бы от сытости. А он наелся жареной колбасы, бутербродов с маслом и меда, к которому питал пристрастие генерал Фрэзер, – и тут прибыло послание от генерала Бергойна. Бригадный генерал прочитал послание, потягивая кофе и хмурясь, а затем послал за чернилами и пером.

– Не хочешь проехаться, Уильям? – спросил он с улыбкой.

Так Уильям оказался в полевом штабе генерала Бергойна, когда туда ввели индейцев. Один из солдат, индеец из племени вейандот, сказал, что не знает их, но вроде бы вождя этих ребят зовут Кожаные Губы – может, потому, что он неутомимый говорун?

Их было пятеро – поджарых, похожих на волков головорезов. Уильям не смог бы сказать, во что они одеты или чем вооружены; все его внимание приковал к себе шест со скальпами, который держал один из индейцев. Шест со скальпами белых. Мускусный омерзительно-приторный запах крови повис в воздухе, а вокруг скальпов с громким жужжанием вились мухи. Остатки обильного завтрака слиплись в тяжелый ком где-то под ребрами Уильяма.

Индейцы искали казначея: один из них удивительно приятным голосом спросил на английском, где найти того, кто заплатит за скальпы. Значит, это правда – генерал Бергойн дал волю своим индейцам, спустил их, словно собак, охотиться на мятежников.

О боже, неужели это женский скальп? Наверняка – струящиеся светлые волосы были длинней, чем обычно носят мужчины, и блестели так, словно их обладательница вечерами проводила по ним щеткой сто раз. Кузина Дотти утверждала, что именно так и делает… Но это не волосы Дотти, они чуть темнее…

Уильям резко отвернулся, надеясь, что его не стошнит. И тут раздался крик. Сердце сжалось в груди от этого крика – пронзительного, горестного.

– Джейн! Джейн! – Знакомый лейтенант из Уэльса по имени Дэвид Джонс с исказившимся лицом прокладывал себе дорогу кулаками и локтями через толпу к озадаченным индейцам.

– О боже, – пробормотал стоявший рядом с Уильямом солдат, – его невесту звали Джейн. Неужели…

– Джейн! – Джонс бросился к шесту и попытался схватить светловолосый скальп. Недоумевающие индейцы отдернули шест. Тогда Джонс повалил одного из них и принялся бить его кулаками, словно безумный.

Несколько солдат пытались оттащить лейтенанта, но без особой охоты. Многие с ужасом смотрели на индейцев, которые встали ближе друг к другу и опустили руки на томагавки, почувствовав, что настроение толпы сменилось с одобрительного на негодующее.

Офицер, имени которого Уильям не знал, вышел вперед и, пристально глядя на индейцев, сорвал светловолосый скальп с шеста. И замер, держа его в руках. Светлые пряди, словно живые, обвились вокруг его пальцев.

Джонса наконец оторвали от индейца, друзья сочувственно хлопали его по плечам, пытались увести, но он замер на месте. Слезы бежали по его щекам и капали с подбородка, а губы беззвучно шептали: «Джейн». Он умоляюще протянул сложенные лодочкой руки, и офицер бережно вложил в них скальп.

Лейтенант Стэктоу остановился над одним из трупов, медленно сел на корточки и невольно прикрыл рот рукой.

Я смотреть не хотела, но все же подошла.

Он услышал мои шаги и убрал руку от рта. По его шее сбегали капельки пота, рубашка на спине потемнела и прилипла к коже.

– Полагаете, это сделали, пока он был еще жив?

Я неохотно посмотрела через его плечо и ответила так же бесстрастно:

– Да.

Издав удивленный возглас, Стэктоу поднялся, на миг задержал взгляд на трупе, затем отошел, и его вырвало.

– Не берите в голову, он уже мертв. Пойдемте, нам нужна ваша помощь, – тихо сказала я.

Многие лодки поплыли не в ту сторону, и их настигли прежде, чем они добрались до другого конца озера; еще больше лодок англичане перехватили на волоке. Нашему каноэ и нескольким судам удалось ускользнуть, и мы два дня шли через лес, прежде чем нагнали основную часть войска, ушедшего из форта по суше. Мне начинало казаться, что тем, кого взяли в плен, повезло.

* * *

На ночь выставили охрану. Остальные спали мертвым сном, вымотавшись за день отступления; впрочем, отступление – слишком мягкое слово для столь изнурительного и трудного перехода. Мне снились заснеженные деревья. Проснулась я после рассвета, зевнула и увидела склонившегося надо мной Джейми. Он коснулся моей руки и тихо сказал:

– Идем, a nighean.

Миссис Рэйвен перерезала себе горло перочинным ножом.

Рыть могилу не было времени. Я распрямила ее конечности и опустила веки, мы положили поверх ее тела камни и ветки и продолжили свой путь.

* * *

Стемнело, и среди деревьев раздались высокие завывания – на охоту вышли волки.

– Быстрее, быстрее! Индейцы! – крикнул один из ополченцев.

Словно в ответ на его крик где-то рядом раздался душераздирающий вопль, и побег превратился в паническое бегство. Люди бросали вещи и отшвыривали тех, кто попадался им на пути.