Избранник ада - Николай Норд

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 49 50 51 52 53 54 55 56 57 ... 93
Перейти на страницу:

– Я Баал-берита, писарь Верховной Канцелярии Великого Люцифуга Рофокаля.

Если бы мне сейчас ответил сам Люцифер, я бы поразился меньше.

– Товарищ Берита? – только из-за глубокой растерянности, я неправильно обратился к писарю Ада. – Это Вы?

– Да, я, – сухо и официально отозвался Баал-берита. – Повелитель Мира услышал тебя и готов выслушать твою просьбу.

– Люцифуг Рофокаль… автор «Служебника»! Он-то и есть сам Люцифер?! – воскликнул я внезапно охрипшим голосом.

– Да, Коля, это Он – наш Господин, и истинный Король Мира. Что может против него Бог? Дьявол прямо или опосредованно владеет умами человечества. Поверь мне, не сердцем, так умом. Открой глаза и посмотри: тщета, суета, преступность, коррупция, ложь, братоубийство, властолюбие – все это, так или иначе, вместе или по отдельности, присуще почти всему людскому роду. Даже церковники подвержены этим символам Дьявола. Вспомни, например, как Православная Церковь прогнулась под Сталина, нашего слугу и брата, и даже отслужила молебен по его смерти, словно о достойнейшем христианине! Где это досель было видано!? Высшие иерархи Божьей Церкви отслужили панихиду ставленнику Дьявола, бывшему семинаристу, предавшего Бога, и получившего за это от нас Власть! Каково тебе это? – Баал-берита примолк, уступив место хаосу адских звуков.

Он ждал от меня ответа, но я молчал, переваривая смысл его слов: правда ли все это, непостижимое для комсомольского сердца, или лживая ловушка для простачка? И продолжал молчать, словно язык мой онемел. Между тем писарь Ада продолжил:

– Лишь немногие святые, милейший Коля, хранили верность вашему Богу, но их свет – как редкие свечи в ночном дремучем лесу – не более чем редкий рой светлячков: светят, но не освещают. Тьма – вот истинное состояние Вселенной.

– Я не верю в Бога! – неуверенно ответил я, чувствуя себя совершенно выпотрошенным.

– Не верить в Бога, не значит, что его нет. Ты же веришь в Дьявола, значит поверь и в Бога. Но мы разболтались, Коля. Давай-ка, ближе к делу, – вдруг устало, словно долго и безуспешно перед этим убеждал меня, – сказал писарь. – Ты все продумал, ты точно решил продать свою душу нашему Повелителю? У тебя еще остался шанс оставить все по-прежнему…

– Да, я все продумал и все решил окончательно, даже не уговаривайте, уважаемый Баал-берита. Мне нужна – Софья! – ответил я решительно, словно уже опрометчиво летел бескрылый в бездну, толком не зная, что меня ждет на дне: острые камни или нежные объятия оперной дивы.

– Ну, что ж, раз ты решил… тогда приступай…

– Но будет ли все безопасно, уважаемый Баал-берита?

– Но ты же выпил мертвой воды? Чего тебе сейчас опасаться? Не бойся, все будет надежно, в лучшем виде, если, конечно, Повелитель Мира останется доволен тобой, – голос писаря Ада стал затухать, было такое впечатление, что он от меня отдалялся все дальше и дальше, но я еще сумел разобрать его последние слова: – А ты хотел, чтобы было как в триллере в кино? На экране слезы, кровь и ужас, а тебе в зале уютно и безопасно? Нет, будет, как в жизни. До скорого!

И голос Баал-бериты исчез где-то в потусторонней глубине.

Я понял, что без неприятностей мне сегодня не обойтись. Что ж, я готов!

Я слегка крутанул обруч, приведя его в нерабочее положение, избавившись от звуковой какофонии, взял со стола атаме и засунул его за пояс. Подошел к зеркалу, поднес обе руки к вискам и сделал ими знак «киш» – знак козла, который обычно показывают на рок-концертах рокеры и безбашенные юнцы, не представляя, что тем самым допускают в свою душу совершенно безвозмездно Нечистого, во всяком случае, если и не Его самого, то Его младшую кровососущую братию. Потом вынул из-за пояса кинжал, подготовленный специальным образом к этому обряду заранее, и начертил им на зеркале шифоньера, во всю его площадь, четыре, накладывающихся друг на друга, магических знака, открывающие вход в Зазеркалье.

Зеркало ответило мне легким, едва уловимым, гулом и нарастающей вибрации, будто с той его стороны к нему приставили бесшумную бормашинку. Потом наступила могильная тишина, и мне показалось, что со стороны зеркала повеяло легкой ветреной прохладой, отчего свечи, все одновременно, трепыхнулись испуганными огоньками, наклонившись в одну сторону. А в самом зеркале мое отображение сильно исказилось, и я с трудом узнавал себя, впрочем, возможно, на мое изображение повлияла огненная пляска свечей.

Наступил решающий момент: я перевернул Диадему, расположив ее на голове правильно – так, чтобы глаз в треугольнике обруча совпал с моим «третьим глазом». Как и в прошлый раз в библиотеке и на квартире Александра Петровича, меня подо лбом вновь забился живой шарик, стремящийся выпрыгнуть из головы наружу. Только на этот раз этот шарик бился в куда более сумасшедшем ритме яростно и больно, будто молот по наковальне молотил он по лобной кости изнутри в такт внезапно разбушевавшемуся, учащенно забившемуся сердцу. Наконец, как из пушки, шарик с воем ядра выстрелил из межбровья, и я очутился в астральном пространстве.

Все посторонние звуки возобновились одновременно с разыгравшимся здесь отвратительным спектаклем. И происходил он не только в пределах моей комнаты, но и во все квартире и даже за ее пределами, даже за стенами дома. Ибо стены стали для меня, как бы, прозрачными. То, что оказалось в комнате и творилось вокруг, напоминало шабаш ведьм, причем это нисколько не мешало мирно спать моим соседям по дому, которых я тоже лицезрел в своих кроватях. В окружающем пространстве – и рядом со мной, и вверху над головой, и внизу под ногами – пританцовывали и хватали меня за руки черношерстные бесы с огненными глазами, дышащие горячим паром, исходящего из синегубых, слюнявых ртов. Нагие женщины, молодые и старые, безобразные и прекрасные, белокурые и седые, с распущенными волосами, кружились вокруг, пытаясь вовлечь меня в свою безумную пляску.

Одну ведьму, подмигивающую мне, как старому знакомому, я узнал сразу – это была Клавка! А на моей кровати, свесив с нее копыта и привалившись спиной к стене, словно человек, сидел седобородый черный козел. Между его ног, словно красная коряга, топорщилось его козлиное достоинство, приведенное в рабочее положение, на которое, время от времени, присаживались, то одна, то другая, мечущиеся вокруг меня фурии и, подвывая от страсти, совершали с ним соитие. В ощеренной странной улыбкой пасти, поблескивали волчьи зубы. Бесстрастно удовлетворяя своих товарок, словно автомат по розливу пива, он одновременно благостно кивал мне рогатой головой и подмигивал, словно давешнему приятелю. И его тоже узнал – это был Чертик – Черт морячка Василия из Бугров или, по крайней мере, очень на него похожая седобородая бестия.

Не гнушался козел и остальными бесами, насаживавшихся на его корень угольными задками, как помидоры на шампур. Впрочем, плотским утехам тут предавались буквально все: и ведьмы с бесами и бесы с бесами и ведьмы с ведьмами. Кое-кто тут, хорошо ли плохо, но играл на разнообразных музыкальных инструментах, еще доэлектрической эпохи: на лютнях, свирелях, скрипках, рожках, окаринах, наях и даже на рыбьей чешуе и еще кое на чем, чего я раньше не видывал. Иногда разношерстые музыканты наигрывали нечто слаженное, понятное даже моему далеко не музыкальному уху, а иногда выдавали черт знает что, совсем не похожее на музыку.

1 ... 49 50 51 52 53 54 55 56 57 ... 93
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?