Погоня - Андрей Троицкий

Он прошел вдоль ряда машин, поравнявшись с пикапом, остановился на секунду, засунул в кузов под прорезиненную ткань пакет из-под пирожков, в котором лежали три мобильных телефона. И зашагал дальше. Радченко вернулся к арендованной машине, сел на водительское сидение.

* * *

Стас Тухлый и его люди пересекли границу на трех машинах, по два человека в каждой. Двум парням пришлось остаться в Детройте, у них не было с собой паспортов, хотя все получили строгое указание всегда носить с собой документы. Уже перебравшись на другую сторону, решили, что третья машина не нужна. Ее оставили на платной стоянке, предварительно сменив таблички с номерами. Эта возня отняла много времени.

Тухлый, как обычно, ехал вместе с Сэмом Кротким. На заднем сидении устроился Глеб Кусов. На экране навигационной системы была хорошо видна прямая дорога, а на ней два крошечных красных квадрата, почти слившиеся в один. Сигнал от передающего устройства, вмонтированного в аккумуляторы мобильных телефонов, был четким, несмотря на ливень.

Сэм, сидевший за рулем, включил радио и сказал:

— Даже хорошо, что этот адвокат с друзьями перебрался в Канаду. Здесь приятно работать. Людей мало, места много, полно разных водоемов. Озера, реки. Хорошая страна.

— Точно, страна отличная, — добродушно кивнул Тухлый. — И с дороги не собьешься. До Торонто — единственное скоростное шоссе. А по натуре — я старый бродяга.

— К утру Радченко устанет, захочет отдохнуть в гостинице, — сказал Сэм. — На этот раз мы не станем терять время. Впрочем, я думаю, что все закончим еще до утра. Если бы не проклятый дождь…

— Радченко не уснет, — сказал Тухлый. — Он ведь человек. Он не хочет умирать. Он еще молодой, но сейчас наверняка чувствует себя паршиво. Чувствует себя насекомым, которое ползет по открытой поверхности обеденного стола. А сверху чья-то тяжелая ладонь. Его обложили со всех сторон и скоро прихлопнут. Каждый человек, который знает, что недолго осталось, испытывает смертную тоску.

Тухлый курил и думал о том, что Радченко — всего лишь адвокат, бумажная душа, но, надо отдать ему должное, он нетрусливого десятка человек, он игрок, который сделал главную в жизни ставку. Связался с этой девчонкой, вывез ее в Америку. Да, он набрался смелости, рискнул по максимуму. И проиграл. Совсем недавно у него было положение в обществе, водились деньги. Плюс жена, ребенок… Но он перечеркнул прожитую жизнь. Теперь нет общественного положения, друзья далеко, жену и ребенка он больше не увидит, а в карманах вместо денег хлебные крошки.

Адвокат заметил слежку еще в Нью-Йорке, может быть, заметил не вчера, а еще два-три дня назад. Но был так напуган, что не сразу нашел силы сознаться самому себе, что катастрофа, страшное крушение надежд, уже произошло. Не сразу заставил себя что-то предпринять, чтобы спасти даже не ситуацию, ее уже не поправишь, спасти собственную жизнь. Он пустился в бега, когда время вышло.

Пора делать ход, а ходить некуда. Ни направо, ни налево… Огромный человеческий мир сжимается. Скоро этот мир превратиться в точку, темную жирную точку, похожую на входное отверстие от пули.

* * *

Девяткин сидел в фургоне, стоявшем между задним двором поликлиники и трансформаторной будкой. Он смотрел на здание поликлиники, сложенное из серого силикатного кирпича. Он припарковался здесь час назад. Радио не работало, Девяткин покопался в бардачке и выудил оттуда путеводитель по Стамбулу в мягкой обложке и журнал для молодых женщин за август прошлого года.

Из путеводителя он узнал, что от морского порта до вещевого рынка турецкой столицы, известного своими низкими ценами на изделия из кожи, обувь и трикотаж, можно добраться не только на такси, но и автобусом, сэкономив таким способом от трех до пяти долларов. Здесь же, в окрестностях рынка, авторы путеводителя рекомендовали снять номер в недорогой гостинице. Для постоянных клиентов скидка двадцать пять процентов.

В гостиницах за отдельную плату тюки и мешки с купленными на вещевом рынке товарами поместят в специальную камеру хранения, недоступную рыночным ворам, грабителям или поджигателям. Пользователям камер хранения выдают соответствующую квитанцию. Девяткин подумал, что покупать в Стамбуле изделия из кожи и трикотаж он не планирует, значит, и полезные советы ему без надобности.

И стал листать журнал для молодых женщин. Из редакционной статьи «Близкая мечта» он узнал, что шансы выйти замуж у женщины, постоянно носящей туфли на высоком каблуке, на двадцать процентов выше, чем у тех женщин, которые такие туфли не носят. Примерно на пятнадцать процентов повышаются ставки тех дам, пользующихся бюстгальтерами с поролоновыми вставками.

Девяткин отложил журнал и стал вспоминать свое недавнее увлечение, некую Зою, администратора областной филармонии. Возможно, Зоя так и не высочила за него замуж именно потому, что не носила туфли на шпильке. Он попытался вспоминать, пользовалась ли Зоя бюстгальтером на поролоне, но на этот раз память почему-то подвела. Таким способом он скоротал почти час.

Теперь уже одна минута седьмого, но, кажется, ничего не начиналось. Возможно, и не начнется. Осипов не смог перебороть страх, выйти в коридор и сделать то, о чем мечтал два последних года. Приступы страха, которым трудно сопротивляться, знакомы каждому человеку. Что ж, если Осипов в последний момент струсил или передумал, решил не рисковать, его можно понять. Этот человек не заслужил упреков.

Впрочем, не стоит торопить события, у художника еще есть время на раздумье, возможно, две-три минуты или чуть больше. Если все получится, он выйдет из задней двери, спуститься на три ступеньки и пройдет наискосок через задний двор поликлиники. И направится как раз сюда, к вон той серой машине, стоявшей на углу дома.

За рулем Саша Лебедев, он хороший водитель и тертый парень, который бывал в разных переделках. Он вывезет Осипова отсюда, доставит до нужного места. Он знает, что делать, если улицу перекроет полиция. Или люди Дробыша, который тот наверняка притащил с собой и оставил где-нибудь рядом, в соседнем переулке, пустятся в погоню.

На этот случай здесь Девяткин. Если охрана попытается устроить погоню, он подаст фургон вперед и перекроет узкое пространство между соседним домом и трансформаторной будкой. А потом выйдет из кабины, предъявит служебное удостоверение. Он прикажет охранникам выйти из машины, бросить стволы, положить руки на крышу автомобиля. Это все, что можно сделать для Осипова. Остальные проблемы художнику придется решить самостоятельно. И не надеяться на помощь.

Секундная стрелка часов сделала круг и еще полкруга. Двор поликлиники был по-прежнему пуст. Только старик, скрюченный ревматизмом, прошагал мимо, постукивая палкой по асфальту, и скрылся за трансформаторной будкой.

Девяткин набрал телефонный номер и сказал:

— Нашего друга не видно. Засеки время. Если его не будет еще пять минут — все. Можешь уезжать.

— Понял, — ответил Лебедев и дал отбой.

Девяткин пробежал взглядом по зданию поликлиники. И увидел, как на одно из окон вдруг рассыпалось в мелкие осколки. На лестнице мелькнула темная человеческая фигура, на секунду загородившая свет. Затем свет погас. Девяткин опустил стекло и услышал, как один за другим раздалось несколько пистолетных хлопков.