Карта царя Алексея - Николай Дмитриев
Шрифт:
Интервал:
* * *
Крытый возок, запряжённый четвернёй, въехал в ворота и остановился возле Тайницкой башни. Засидевшийся в тесноте возка дьяк «в государеве имени» вылез, глянув по сторонам, размялся и, войдя в дверь, по крутой лестнице стал не спеша подниматься к себе наверх.
Оказавшись в сводчатой палате, дьяк придирчиво, проверяя, всё ли на месте, осмотрелся, подёргал замки у двух стоявших возле стены сундуков и взялся было стаскивать шубу, но потом, опасаясь тянувшего снизу сквозняка, всё-таки оставил её у себя на плечах внакидку.
Затем, достав из поставца свёрнутый в трубку лист, он аккуратно разложил его на столе. Это была копия Большого Чертежа, одна из тех, которые дьяк, по приказу царя, потихоньку показывал кому надо. Правда, клейм в расписных виньетках по краям на ней было гораздо больше, чем на прочих.
Последнее время, занимаясь делами, дьяк частенько пользовался картой: уж очень ему нравилось осознавать, сколь велика государева землица. Однако сегодня дьяк посматривал на карту с неким беспокойством. Чего стоил один Соловецкий монастырь, где упрямые монахи стращали со стен своими самопалами осаждавших северную твердыню стрельцов.
Впрочем, дело с монастырём было ясное, но вот происходившее на юге по-настоящему пугало. Там вор-разбойник Стенька, уйдя с Кагальницкого зимовья на Волгу, взял Астрахань и теперь отправился вверх по реке, уверяя всех, что патриарх Никон плывёт с ним на обитом чёрным сукном струге.
Поразмыслив, начальник Тайного приказа велел позвать старшего подьячего, коему в своё время было велено зорко следить за всем, что делается на Дону. Тот явился быстро. Дьяк окинул его взглядом и, понимая, что ничего утешительного старший подьячий не скажет, вздохнул:
– Ну, выкладывай, что там?
– Вор-Стенька, – с самым сокрушённым видом начал подьячий, – со своими главными подельниками Васькой Усом да Федькой Шелудяком уже заняли Саратов с Самарой и идут дальше. Инородцы, все эти чуваши, татары, мордва, коим атаман обещает невесть что, его поддерживают…
– Знаю, – оборвал подьячего дьяк. – На Дону что?
– Голутвяные казаки, почитай, все за вора, а вот черкасы, те, которые позажиточнее, нет, – доложил дьяк.
– И то неплохо… – дьяк малость подумал и, стишив голос, доверительно спросил: – А твои хлебники там как?
Так дьяк называл особо доверенных людей, которые были в каждом хлебном обозе, отправлявшемся по приказу царя на Дон. Казаки их пропускали свободно, и эти «хлебники» исправно доносили обо всём, что вызнавали дорогой.
– Стараются, – коротко ответствовал подьячий.
– Ладно, голытьба-голытьбой, а ты черкасами займись, – наказал дьяк и кивком отпустил подьячего.
И хотя подьячий давно ушёл, мысль о царевом хлебном обозе продолжала крутиться в голове дьяка. По всему выходило, что казаки отказываться от царского хлеба не будут, а это значит, хотя бы с какой-то их частью можно договориться, чтоб они не поддерживали разбойника.
Дьяку было известно, что царь решил отправить против Стеньки войско, и уже собирается Дворянское ополчение, но, как говорится, одно другому не помеха. Однако додумать всё дьяк не успел. Его внимание отвлёкли стук в дверь и появление на пороге другого подьячего, того самого, что занимался хитрой передачей обманчивой копии Большого Чертежа иноземцам.
Дьяк знал и ход дела, и то, что иноземцы хотят больше, а потому спросил сразу:
– Ну, прознал, кто второй иноземец?
За Петером Вальдом после передачи ему означенной копии помалу присматривали, а вот появление ещё одного иноземца оказалось внове.
– Это Гуго Мансфельд, – без задержки сообщил подьячий и добавил: – Он в свейском посольстве бывает часто.
Хотя пока сведений удалось добыть немного, они очень даже обнадёживали, и дьяк благосклонно кивнул.
– Добро, – и, пошуршав лежавшей на столе картой, сказал: – Глянь-ко, как думаешь, этих клеймов, что здесь добавлено, хватит?
Подьячий подошёл ближе, вгляделся и покачал головой.
– Оно-то хватит, однако не много ли?
Дьяк оценил сказанное и улыбнулся.
– А мы отдавать их не будем, только покажем, и всё.
Подьячий промолчал, но по его лицу было видно, что сомнения у него остались. И точно, немного подумав, он всё-таки возразил:
– Ежели только показать, они, иноземцы эти, чай, глазастые. А ну как всё одно запомнить смогут…
– Ничего, так достовернее, – успокоил подьячего дьяк и, хитро прищурившись, заключил: – Опять же, и того и другого припугнуть можно…
– Это что же, выходит, надо при встрече клейма эти им показать, а потом обоих и заграбастать сразу? – уточнил подьячий.
– Зачем же? – усмехнулся дьяк. – Чего-чего, а это мы завсегда успеем…
– А ежели они того, сбегут?.. – Не понимая, куда тот клонит, подьячий вопросительно посмотрел на начальника.
– Ну, в наших лесах разбойников, чай, хватает… – Дьяк снова хитро прищурился, и подьячий понял, что его начальник загодя продумал всё…
* * *
Епанчин долго не мог взять в толк, куда так внезапно подевалась Злата. Скорее всего, как предполагал воевода, девушка, явно надеясь хоть малость притушить разговоры, ходившие по городу, временно прервала их отношения. Правда, думая так, Епанчин сам с собой лукавил, отлично понимая, что, пожалуй, всё не так просто…
В то же время, до сих пор почти открыто встречаясь со Златой, воевода хорошо знал, что об их отношениях прознают, и всё равно отказаться от них не мог. Уж слишком сильно зацепила за душу бывшего уже в летах воеводу златокудрая девчушка, словно по волшебству, явившаяся из мест его молодости.
Признаться, порой у Епанчина мелькала мысль и впрямь каким-то образом перебраться со Златой в Литву или Украину, и тогда так часто снящийся ему белый палац с колоннами, ярко-синее озеро и такие приветливые хатки под жёлтыми соломенными крышами станут явью.
Однако, побыв в очередной раз со Златой и сладко помечтав о тех благословенных краях, поутру воевода решительно гнал от себя столь крамольные мысли. На свежую голову он всегда чётко осознавал всю невозможность такого поступка и, чувствуя растущее в душе глухое раздражение, принимался за дневные дела.
Вот и в это утро Епанчин заставил себя думать о нужном. Воевода вздохнул, подошёл к конторке, достал записи и принялся пока вчерне писать ответ на государев запрос касаемо пути по Студёному морю.
Начало выходило складно. Воевода писал: «Описание, чего ради невозможно от Архангельского города морем проходити в Китайское государство и оттоль к Восточной Индии…»
Епанчин стал думать, что писать дальше, но внезапно возникший где-то за стеной глухой шум сбил его с мысли, и воевода, бросив перо, зло крикнул:
– Это что там за гвалт?!
Почти сразу в дверь заглянул заметно помятый служка и доложил:
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!