Пять ночей. Вампирские рассказки - Николаос

Просто прежде я была уверена, что разбираюсь в людях, и то, что Демон — не человек, мало меня утешало. Я по-прежнему не верила, что люди и бывшие люди так уж сильно отличаются друг от друга.

В любом случае, это было хоть что-то. Пока я бегала в ванную за зубной щеткой,

всемирная сеть должна была поискать «Эркхам», но поиски закончились ничем. Может,

я неправильно написала? Вряд ли. В общем, не было выбора, кроме как довериться единственному на данный момент источнику, а доверять ему очень трудно.

— Почему ты зовешь ее Антигоной?

— Я ожидал другого вопроса от журналистки.

— Тебе кажется, что имя Пенелопа не очень ей идет?

— Нет, оно ей идет. И Пенелопа, и Антигона — воплощение верности и жертвенности,

а она такая. Просто в Антигоне есть «анти».

— И что это значит? То есть — я знаю, что значит «анти», но как это относится к

Пенни?

— Вот тебе и пища для размышлений.

— Ладно. Ты ведь ждешь от меня другого вопроса, а я ждала времени его задать.

— Считаешь, оно пришло?

Да, говорить с ним оказалось куда сложнее, чем в первый раз. Но на этот счет у меня тоже была теория — теперь меня ему почти навязали, а он, вероятно, не очень-то привык играть по чужим правилам… Уф. Я просто хотела думать, что хотя бы некоторые мои предположения верны, иначе скоро самообман покроет меня с головой.

А это может быть опасно. Очень опасно.

Я подумала о том, что сигареты оставила дома, и возгордилась сама собой. Неделя — это много, я бросила сразу, не уменьшая дозу — от пачки в день до нуля. Это была очень длинная неделя.

— Что такое Эркхам?

— Не что, а кто, — ответил он, и в его голосе мне почудилось легкое раздражение.

— Антигона тебе вообще ничего не рассказала?

— Решила, что у тебя лучше получится.

— Не уверен… Я никогда прежде не пытался объяснить человеку, кто есть Эркхам.

Это не так уж просто.

— Чего проще? Начни так: «Эркхам — это…»

— Она не «это».

— А кто? Существо?

Он вроде даже вздрогнул, будто я вогнала в него иголку.

— Послушай, если ты такая проницательная, то можешь разобраться во всем по ходу.

— Я тебя что, обидела?

— Ты себя сильно переоцениваешь.

— Тогда значит, не тебя?

Я наконец догадалась заткнуться, чтобы почудившееся мне раздражение Демона не стало реальностью на высоте пять тысяч метров. Но он смотрел на меня с улыбкой,

в которой не было ничего, кроме благодушия и расслабленности — куда что и делось.

Мне бы так уметь.

— Прежде чем получить представление об Эркхам хотя бы в той степени, что тебе доступна, ты должна понять эмоции, которые она вызывает.

— Значит, все-таки «она».

— Схватываешь на лету. Итак, скажи мне, Дагни Бенедикт, как ты понимаешь, скажем,

«благоговение»?

Я пожала плечами.

— А как еще? Благоговение. Преклонение, восхищение…

— Я знаю, что ты умная девочка, училась в университете и знаешь значение слова.

Я только сомневаюсь, что ты понимаешь смысл.

— Почему это?

— Может, потому, что никогда ничего подобного не испытывала. Но ты на правильном пути. Преклонение, восхищение… обоготворение, вознесение. Священный…

— Страх?

Не знаю, почему это у меня вырвалось. Это было чисто интуитивно и казалось мне очень правильным. Но Демон поморщился, будто я сказала пошлость.

— Трепет, Дагни. Священный трепет.

— А это не одно?

Он склонил голову, рассматривая меня, а я только утверждалась в своей правоте.

Что-то в этом было.

— Хочешь, скажу, о чем ты думаешь?

Я в ужасе помотала головой в смысле «нет».

— Ты думаешь, что однажды на миг испытала нечто похожее ко мне. Я имею в виду страх.

— Непра… то есть… блин. Зачем ты тогда спрашивал, хочу ли я это слышать?

Блин. Ну, может, на миг.

— Страх? Возможно. Восхищение? Твое дело. Но все это лишь подтверждает, что смысл ты понимаешь неверно.

— Так объясни мне. Найди слово, по твоему мнению, наиболее близкое, чтобы я поняла.

— Она… Она — зеркало.

— Чем дальше в лес, тем толще партизаны… Зеркало. Зачем вам такое зеркало, вы ведь и так отражаетесь в любом?

— Это все фигурально. Ты ведь знаешь, что такое фигурально?

— Ха-ха. Я уже не обижаюсь, не пытайся.

— Мы — и есть отражения, мы такие, какими нас видят, представляют, боятся.

Фантазии, кошмары, полумифы. Такой себе собирательный образ. А она — не такая.

Ее все видят одинаково, и она видит нас такими, какие мы есть.

— Значит, она все-таки реальна?

— В смысле — осязаема? Да. Она реальна.

— Уже лучше. Насколько я поняла, Эркхам имеет над вами какую-то власть?

Нет, ему определенно не нравится, когда я произношу ее имя.

— Мы все принадлежим ей, а она — нам.

— Если Эркхам — всенародное достояние, то почему я нигде не встречала ни упоминания о ней?

— Потому что она наше достояние, а не ваше.

— Знаешь, Генри, я немного читала о вас. Хочешь сказать, что кто-то имеет над вами такую безраздельную власть, и в вашем отношении к ней нет страха?

— Благоговение — очень светлое чувство, абсолютно позитивное. Мне жаль, что ты вряд ли сможешь когда-либо ощутить его.

— Похоже на веру?

— Оh. My. God… — Демон с деланным изумлением всплеснул руками. — Ты неверующая.

Точно.

— С чего ты взял?

— А с того. Если бы верила, то сама мысль, что Эркхам — божество, показалась бы тебе святотатством.