Стальные боги - Замиль Ахтар

истина, – сказал я. – Простой народ терпит невыносимые лишения. Я и сам их перенес, когда гнусный лорд сжег отцовскую таверну. И почти все паладины пострадали подобным образом. По правде говоря, я бы убил Ираклиуса, если бы это не было грехом. – Я не мог поверить, что с моих губ сорвались эти изменнические речи. – Но я не один из твоих хористов, патриарх. Не жди, что я буду выполнять твои указания.

– О нет, этого я не требую. Покорным тебя уж точно не назовешь. – Патриарх Лазарь похлопал себя по подбородку без бороды и взял мою руку за запястье. Я вздохнул с облегчением – он не тронул мою ладонь, на которой остался запах Элли. – Мы будем править вместе. Я стану твоей потерянной правой рукой, и мы будем править величайшей империей в истории.

– Откуда мне знать, что ты и меня не отравишь?

– Потому что мне не нужен трон. Я хочу быть его тенью, отброшенной на мир светом Архангела. Этот свет – ты, Михей. Ты – Зачинатель. И вместе мы наполним мир верой.

В детстве мне рассказывали о Зачинателе. Он появится как предвестник конца эпохи, знак, что с помощью его меча вера в Архангела распространится до самого восточного края земли.

– Как ты можешь называть меня Зачинателем? Это слишком.

– Ты полностью соответствуешь описанию. Низкорожденный, поднявшийся на трон. У которого в левой руке меч, а в правой – вера. Кто…

– Хватит. Не забивай мне этим голову. Сначала мне нужно стать императором.

– Я слышал, ты обещал каждому паладину вотчину. Став императором, ты можешь дать каждому по провинции. – Патриарх Лазарь радостно просиял от удачной гиперболы. – Тогда я подготовлю свадьбу.

Я сказал Зоси, что лишения несут благодать. И надеялся, что после этих трудностей буду благословлен короной.

15. Кева

Пламя охватило равнину. От забадарских деревень остался лишь дым, он вздымался и зачернял небо. Мертвые лошади лежали рядом с трупами забадарских мужчин, женщин и детей. Этого я и боялся.

Были там и мертвые паладины. Их черные с красным доспехи выглядели предельно нелепо на зелени равнины, рядом с убитыми безухими лошадьми. Но больше всего внимания я уделял их оружию – топорам, мечам, копьям и аркебузам, последние меня особенно интересовали.

Я забрал огнестрельное оружие с тел убитых паладинов, а потом отступил к лагерю, который две тысячи забадаров Сади разбили на открытой равнине. Большинство забадарских племен присягнули шаху Алиру и готовились мигрировать в сторону Лискара и Тагкалая. Мы проигрывали.

Наши воины почти не выходили из юрт. Никакое притворство не помогало скрыть уныние и страх на их лицах. До Михея Железного и его странного оружия этими равнинами правили они.

Но не все здесь стало огнем и пеплом. Оттолкни один из валунов, разбросанных по траве, и ты, вероятно, обнаружишь семейство снующих туда-сюда хомяков с красными полосками и глазками-бусинками. В отличие от Костани, летний воздух здесь не душил своей густотой, поэтому дышать полной грудью было приятно. Хотя местность называли равниной, скалистые холмы, заросли орешника и тянущиеся к солнцу травы делали ее совсем не плоской. Полководец со знанием этих земель мог использовать укрытия, узкие места и возвышенности, так что я был внимателен и исследовал все, что мог.

Тем вечером я показал Сади одну из аркебуз Михея. Мы сидели на берегу озера, солнце опускалось в сторону Костани. Квакали лягушки, стрекотали цикады, мир пел песню жизни.

Хотя это оружие было примерно с руку длиной, ствол был длиннее и уˆже, чем у всего, что мы использовали в Сирме. Это означало, что и шарик здесь меньше пули. Если заглянуть внутрь, в стволе имелись волнообразные желобки, напоминающие водоворот. Каким-то образом они увеличивали скорость вылетающей пули.

Самым хитрым дополнением был вращающийся цилиндр рядом со спусковым крючком. Четыре его отверстия содержали пули, которые выстреливали при вращении, время терялось только на перезарядку барабана. Если у лучшей янычарской аркебузы интервал между выстрелами составлял пять секунд, у этой – одну.

– Итак, – заключил я, – ты видишь, что всего одна шеренга солдат может обстреливать атакующую кавалерию. Как только те израсходуют свои четыре выстрела, стрельбу продолжит следующий ряд. При такой скорострельности мы понесем огромные потери, пытаясь их перебить. Нам понадобятся такие же хорошие аркебузы… И союзники, чтобы держать эти аркебузы. Для победы мы должны быть такими же сильными, как Михей.

Сади слушала, но взгляд у нее был отстраненным и меланхоличным.

– Забадары говорят, что это были не просто аркебузы… Там была ракета, которая визжала, как Ахрийя, и лошади бросились бежать.

– Мне они тоже говорили об этом. – Я потрогал пальцем канавки в стволе аркебузы. – Нужно срезать лошадям уши.

– Не придется ли вырезать им и глаза, когда Михей выучится пугать светом?

– Что бы он ни делал, мы должны лишать его преимущества. Своим лошадям уши он уже отрезал.

– Тогда где для тебя проходит черта? – Сади вздрогнула, оттого что ветер задул ей на лицо пряди рыжих волос. – Ясно, что мою волю ты не учитываешь. Ты нарушил ее, когда освободил меня.

– Я не пытаюсь исполнить твои желания. Я пытаюсь убить человека, который убил мою дочь, и освободить Костани.

– А зачем тебе для этого я?

– Ты принцесса Селуков и хатун забадаров. Твое положение привлечет на нашу сторону многих.

– Значит, ты используешь меня, как Эбра использует моего брата Алира.

– Использую? У тебя так же много причин сражаться, как и у меня!

– Это так. Но мне хватает здравого смысла понимать, что, если мы будем грызться друг с другом, нам не победить империю, которая во много раз больше! Я в конце концов сбежала бы из Зелтурии и вернулась в племя. Но теперь мы вне закона.

Я покачал головой, едва не смеясь над ее самоуверенностью.

– Зелтурия в сотнях миль отсюда, и к тому же нет гарантий, что ты сбежала бы, учитывая, что стражи – ученики Хисти. Я слыхал, они делают татуировку в виде рун на каждом изгнаннике, и, если кто-то пытается сбежать из священного города, руны жгут плоть до тех пор, пока их носитель не вернется.

Сади хихикнула.

– Думаю, что сумею перехитрить пару дервишей.

– Может быть. Но разве ты не горишь желанием отомстить за свою семью?

– В этом и дело – в моей семье! – Она посмотрела на меня ожесточенно и твердо. – Живые важнее мертвых. Если я взбунтуюсь, то рвущиеся к власти фракции используют меня для борьбы с моим братом, а это значит, что мне придется убить его или умереть самой. Какой