Черный Василек. Наекаэль - Никита Воробьев

не буду. — Свин принялся слезливо хрюкать, а остальные лишь неодобрительно молчали. — У меня не получается следить за вами постоянно, но сами же вы друг у друга на виду все время. Так что соблюдайте приличия. Вы же приличный свин, Рудольф? — Тот принялся активно хрюкать в ответ. — Тогда ведите себя соответствующе, и в таком случае, можете не сомневаться, продолжение истории не заставит себя ждать. — Свин понуро хрюкнул, и уступил место чистки следующему. Медленно и другие животные вернулись к щепанию травы, рытью земли и вдумчивому жеванию.

Дневное солнце щекотало нос, и приятно грело руки, было еще долго до того момента, когда оно начнет немилосердно жечь, и девушка наслаждалась этим чувством. Летняя трава густым ковром стелилась под ногами, но она все равно старалась держаться мест, где пару дней назад паслись коровы, чтобы ненароком не потеряться в густой траве, как это уже однажды случилось несколько лет назад, когда она решила отнести отцу в поле ужин. До первых рядов пшеницы девушка дошла нормально, но потом будто оказалась в сплошном море одинаковых жестких стеблей. После того случая ей не разрешали приближаться к пшенице, вязать лапти и шить у нее тоже никак не получалось. Вот и вышло, что из всей работы по хозяйству девушка могла заниматься либо уборкой, либо выпасом скота, либо вырезанием ложек (последнее получалось у нее особенно хорошо). Когда родителям нужна была помощь, ее еще просили обрабатывать овощи, но она так сильно рисковала пораниться, что занималась этим лишь в крайнем случае. К печи или костру ее не подпускали и подавно. Подумав об этом, она машинально потерла давным-давно обожженные ладони и вздохнула.

Дел у нее и правда было не много, так что, посовещавшись, жители деревни решили, что она будет пасти всех животных сразу, чтобы у других было больше времени на остальную работу. Никто и не был против. Скотины на все дома набиралось не то, чтобы много: три коровы, полтора десятка овец, и вот недавно кто-то купил еще пять свинок на разведенье. Были еще куры, но они шатались по деревне безо всякого контроля. Сама она согласилась сразу, родители подумали какое-то время, но потом тоже одобрили идею. Тут же всплыли на поверхность ее таланты: четвероногие слушались ее беспрекословно, не терялись, не пытались убежать. Однажды она даже сняла брюшную боль корове, которая мучилась и не ела несколько дней, поговорив с ней, и погладив.

— Али-иса-а. — Раздалось издалека. Девушка радостно обернулась на женский голос, подскочила, бросив не дочищенную свинью, и принялась ждать. — Что, опять рассказывала скотине сказки?

— Ма-ам. — Надула она губы. — Ты же сама говоришь, что нужно проявлять уважение, когда разговариваешь. — Кто-то в толпе согласно хрюкнул.

— Ой, точно. — Усмехнулась она. — И что же сегодня благородные господа изволили слушать?

— Благородные господа и Рудольф, — с нажимом выделила она последнее слово, — сегодня слушали про Красавицу и Чудовище, но я рассказала ее только до середины. Остальное услышат завтра, потому что один негодник с пяточком себя очень плохо вел. — Женщина обняла ее, и провела рукой по волосам.

— Только не говори об этом никому в деревне, милая. Неправильно выставлять друзей в дурном свете. — Добавила она как-то нервно, и прижала дочь сильнее.

— Что-то случилось? — Удивленно спросила Алиса, уловив интонацию.

— Ничего. — Пространно ответила она. — Боже, какой же красивый лес в это время года, деревья словно одеты в изумрудные ожерелья.

— Ого! — Мечтательно ответила девушка. — Расскажи еще.

— Солнце скачет по росе, отражается от иголок и свежих листиков, и само будто принимает их цвет. Весь лес лучится этим зеленым заревом. Будто свечу зажгли в шкатулке из самоцветов. — Завороженно описывала женщина. — А птицы? Их пение лучше любой музыки, что играют на пышных балах в украшенных замковых залах.

— Здорово. — Немного грустно добавила девушка. — Тот человек из столицы приехал к нам, чтобы это увидеть? Я так хочу расспросить его о жизни в городе.

— Нет. — Резче, чем требовалось сказала женщина. — Не стоит разговаривать с людьми из церкви, от них всегда жди неладного.

— Но наш священник…

— Никаких но! — Оборвала ее женщина, но, помолчав, продолжила спокойнее. — Собирайся давай, пора обедать.

— Может тогда не пойдем домой, раз он такой страшный? — Пробормотала девочка.

— Не прятаться же нам по лесам всякий раз, как очередной напыщенный гусь приедет к нам поглазеть на жизнь крестьян? — Скептично ответила женщина. — Так от каждой тени шарахаться будем, а жизнь-то продолжается. Тем более, не понятно, сколько он у нас пробудет.

— Ага. — Ответила Алиса, и принялась собирать с земли вещи. Повозившись немного, она помялась, и продолжила. — Знаешь, я тоже хотела бы побывать в какой-нибудь сказке.

— Так хочешь найти принца? — Усмехнулась женщина, радуясь переводу темы.

— Вовсе нет! — Смущенно ответила девушка. — Но если это обязательно, то я не против.

— Ах-ха-ха. — Рассмеялась мама.

— Что? — Переспросила Алиса. — Я разве что-то не то сказала?

— Не-а, просто представила, как тяжело тебе будет привыкать к жизни в прекрасном замке, окруженной слугами. — Девушка замерла, не донеся щетку до сумки, и задумалась.

— Пойдем, принцесса. — Сказала женщина, взяла дочь за руку, и потянула за собой.

Далеко отсюда…

— Ей, Венс, подойди, толкни этого школяра. — Толстый трактирщик плюнул на тряпку и тщательно протёр ею дно и стенки стакана.

— А с шиво ты взял, шо он учёный, Мате?

— А кем он ещё может быть, дубина? — Слабоумие вышибалы, казалось, прогрессировало день ото дня, и хозяин уже сам иногда жалел, что поддался искушению и нанял самого глупого здоровяка из всех. — Он одет в рясу, рядом с ним лежит огромный этот, как его там… короб евойный для бумажек. Но главное, дурень, что он спит там, где порядочный человек должен есть.

— Ооооо. — Крепыш многозначительно протянул, подошёл к спящему и принялся потряхивать его из стороны в сторону. — Ануу!.. подыма-айся!

— А? — Парень открыл болотно-зелёные уставшие глаза, обрамленные синяками, и, улыбнувшись, недоумевающе оглянулся. — Простите, любезнейший, кажется, я заснул.

— Ба! — трактирщик взмахнул руками — Венс, да он профессор. — Стены помещения дрогнули от смеха, которым разразился весь зал. Смеялся и парень, искренне и задорно, что не ушло от внимательного глаза хозяина.

По правде говоря, трактирщик ошибся, приняв одежду гостя за рясу. Это был её укороченный и сильно изменённый вариант с упором в удобство носки. Сам же человек роста был среднего, телосложения такого же, да и вообще в глаза бросались только хорошие ботинки и ящик, который он носил с собой. Лицо его было выбрито не очень гладко и не очень ровно, а впалые щёки и острые скулы местами покрывала грязь.