Царь царей - Уилбур Смит

Его красивое, дружелюбное лицо было искажено яростью.

“Я воспользовалась возможностью проголосовать. Оказалось, что это был решающий момент, - сказала она ему.

Он поднял кулак, и на секунду ей показалось, что он собирается ударить ее, и она напряглась, но Райдер просто отвел удар и ударил кулаком по дереву, а затем оттолкнул ее от себя.

- Это потому, что ты злишься, что у тебя не было права голоса, Эмбер?- Теперь он говорил уже тише. Она посмотрела на его костяшки пальцев. Они истекали кровью.

“Нет. Не совсем. Ты же знаешь, почему я это сделала. У этого места есть шанс стать чем-то хорошим. Нельзя начинать что-то хорошее с казни.”

Он напугал ее, но она не хотела, чтобы он видел это. Она снова присела на корточки и продолжила свою работу, устраивая саженец в его новом доме. Немного солнца, немного тени, немного воды из одного из ее бассейнов - и все это пустит корни и вырастет на этот раз. Это просто нужно было сделать правильно.

Тень Райдера все еще лежала на ней. - Справедливость должна восторжествовать” - сказал он хриплым голосом.

- Это правосудие, Райдер. И ты это прекрасно знаешь.”

Он больше ничего не сказал и пошел прочь от нее вниз по склону. - Она похлопала ладонью по земле, возвращая ее на место.

“И я знаю, что он так думает” - сказала она саженцу. - Иначе он поставил бы стражу у дверей церкви.”

•••

Через два дня прибыл Ато Бру с новым запасом ртути и связкой книг Эмбер. Если Ато Бру и заметил напряженную атмосферу в лагере, то проигнорировал ее, но остался с ними только на одну ночь, прежде чем отправиться в обратный путь.

Эмбер принялась переводить книги, которые покупала с неизменным усердием, держа под рукой грамматику и словарь. Еще школьницей она немного выучила итальянский. До ее семьи дошел слух, что ее отца отправят в Рим, но затем правительство попросило его вместо этого занять роковую должность в Хартуме, и она начала изучать арабский язык. После побега из гарема Османа Аталана она узнала, что Пенрод свободно говорит по-итальянски и любит эту страну, поэтому она попыталась узнать немного больше сама во время своего пребывания в Европе. Она не могла не думать о нем, когда снова погрузилась в этот язык. И все же книги по горному делу и слиянию давали ей головную боль. Каждый вечер она писала свои переводы и передавала их Райдеру. Он все еще не разговаривал с ней как следует, но все же сумел поблагодарить ее, и однажды вечером забыл, что злился на нее достаточно долго, чтобы сказать, что без ее работы они потратили бы впустую половину новой ртути.

По вечерам она изучала свой роман и, по мере того как ее итальянский улучшался,начинала читать главы вслух всем желающим, переводя их на амхарский язык. Вскоре весь лагерь был зачарован приключениями несчастных влюбленных, и подлые силы устремились против них. У Эмбер защемило сердце, когда она читала, и внимательный наблюдатель мог бы заметить, что герой в ее переводе больше похож на Пенрода, чем на итальянский оригинал, но история объединила их, и дети могли слышать, как они вместе репетируют свои любимые сцены, наблюдая за козами на склонах холмов. Эмбер шептала про себя строчки, когда заканчивала сажать цветы в своем высоком саду, наслаждаясь музыкой слов на своих губах, когда почувствовала, как холодная, тяжелая капля упала ей на шею. Она откинулась назад и посмотрела на долину. Внезапная волна облаков вздымалась вверх, как волна по огромному небу. Надвигались дожди. Она молилась, чтобы они были готовы.

Лусио Анджело Карло Зола был не первым человеком, который приехал в Каир в поисках Пенрода Баллантайна в течение нескольких месяцев, последовавших за падением герцога Кендала. Слухи, связывающие таинственного офицера британской разведки и герцога, очень быстро достигли европейских дворов. Европейские королевские семьи испытывали смущение и облегчение, когда им возвращали изображения, а потом, когда они поняли, что их больше не будут шантажировать, им всем стало любопытно, кто же был их безымянным спасителем. Имя Пенрода Баллантайна вскоре стало шепотом произноситься в коридорах власти в Риме, Берлине и Лондоне, но поначалу это было все, что у них было. После некоторых осторожных расспросов главам государств по всей Европе были представлены аккуратные машинописные копии открытий их агентов. Они касались учебы и семьи бывшего майора, а также полных, иногда витиеватых рассказов о его самоотверженной храбрости на поле битвы при Эль-Обейде и героизме, проявленном им при доставке информации в Хартум и из него во время осады 1884 года. Все они содержали краткое изложение известных событий в Каире: помолвка с молодой писательницей Эмбер Бенбрук, ее конец и Роман Пенрода с несчастной Леди Агатой. Но в момент смерти Агаты все определенные знания прекратились. Один из лондонских агентов обнаружил, что счет Пенрода Баллантайна в банке "Куттс" был опустошен. Главы европейских государств с удивлением смотрели на Каир. Французское и немецкое правительства послали в город своих лучших разведчиков, но те вернулись ошеломленные и с пустыми руками. Город слухов встретил их молчанием.

Однако у Лусио было одно большое преимущество перед его немецкими и французскими коллегами. Он лично знал Пенрода Баллантайна. Лусио провел некоторое время в школе в Англии и делил кабинет с лихим молодым человеком. Они обнаружили взаимную любовь к фехтованию и проводили много часов, упражняясь с коротким клинком, пока их товарищи искали женщин в ближайшем городе. Когда Пенрод решил не ехать в Оксфорд, он навестил Лусио в Италии, и они провели лето в жестоком соревновании, охотясь на холмах над Флоренцией и оттачивая свое мастерство владения мечом. Лусио видел почти магическую способность своего друга усваивать чужой язык из первых рук. Пенрод едва ли знал дюжину слов по-итальянски, когда приезжал сюда, но когда он уезжал четыре месяца спустя, то умел выговаривать секреты от егеря или герцогини на их родном языке, а также мог обсуждать лошадиные дела или международную политику с такой беглостью, что любой поверил бы, что он туземец, рожденный и воспитанный, если бы не его светлые волосы и голубые глаза. Не одна из кузин Лусио перешла на латынь после вечера, проведенного в его обществе, повторяя слова Папы Григория, когда он встретил белокурых английских рабов на римском рынке: non Angli, sed Angeli—они не англичане, а ангелы.

Однако эти