Психология обмана. Как, почему и зачем лгут даже честные люди - Чарльз Форд

В ходе своего исследования Хаугаард (1993) установил, что маленькие дети, включая дошкольников, имеют точное представление о лжи. По сути, все дети понимают разницу между правдой и ложью, когда идут в школу. Но их воспоминания могут изменяться, когда авторитетный для них взрослый поддерживает ложь. Методы, к которым прибегал Хаугаард, включали использование видеокассет, все «факты» на которых были очевидны. На одной кассете мальчик обманывает взрослого мужчину, утверждая, что его дочь его ударила. Присутствующая мать мальчика слушала, но никак не реагировала. Все дети сразу распознали ложь. На другой кассете мать активно поддерживала обман сына. И воспоминания детей о том, что же на самом деле случилось на второй записи, сильно разнились. Дошкольники «запомнили», что один ребенок ударил другого, хотя на пленке этого не было.

Последняя ученая статья Сеси и Брука (1993) синтезировала доступные эмпирические данные с учетом детской доверчивости. Авторы пришли к выводу, что дети — даже дошкольники — могут воспроизводить информацию, важную для судебного процесса. Но дети внушаемы (как и взрослые). Манера их допроса может влиять на их воспоминания о событиях. Они более склонны «воспроизводить» события, которые были им внушены, если непрерывно задавать наводящие вопросы. Как и взрослые, дети способны видоизменять свои воспоминания и показания, чтобы отвечать ожиданиям авторитетного должностного лица.

При подробном изучении память оказывается куда более податливой, чем принято считать. Воспоминание о событии находится в процессе постоянной реконструкции, на него влияют личная оценка новой информации, эмоции и стимулы. Важным компонентом являются также внушения. Друзья, знакомые, офицеры полиции, прокуроры и психотерапевты способны посредством внушения или наводящих вопросов создавать новые твердые воспоминания у других людей. Этот эффект усиливается, если человек, внушающий информацию, воспринимается как авторитет. В курсе психотерапии пациенты могут конструировать ложные воспоминания о прошлом. Свидетели преступления могут вспоминать то, что никогда не происходило, а некоторые — признаваться в том, чего не совершали. Обиженная женщина может лжесвидетельствовать против мужчины, обвиняя его в насилии, а многократно повторяя свои обвинения, поверить в собственный вымысел. Политические убеждения и особый взгляд на историю могут систематически отражаться на политическом заключенном, которого «трансформируют» в ходе процесса.

Самообман одного человека или откровенная ложь могут стать твердым воспоминанием другого и его «правдой».

Тот, у кого есть глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать, может быть уверен в том, что ни один смертный не способен сохранить тайну. Если его губы безмолвны, он объясняется на пальцах: предательство сочится из него через каждую пору кожи.

Фрейд

Мы живем в эпоху информации, наполненную неиссякаемыми потоками данных. Мы не просто постоянно получаем информацию, истинность которой должны оценивать, из общения. На нас обрушивается лавина сообщений средств массовой информации (прессы, радио, телевидения и даже компьютерных модемов). Если информация — власть, тогда дезинформация ослабляет власть. Таким образом, мы все должны быть детекторами лжи и постоянно затрачивать энергию на оценку достоверности входящей информации и мотивацию ее источника.

Кажется, что поиск истины стал общественно принятым стандартом. Если человек принимает все на веру и не задает вопросов, мы называем его доверчивым и наивным простаком. Если кто-то слишком бдительный и подозрительный, мы считаем его параноиком. Существует оптимальный ряд действий по раскрытию обмана, и принятие некоторой информации на веру воспринимается как социально приемлемое. В данной главе мы сосредоточимся на разоблачении лжи, которой каждый из нас занимается в повседневной жизни. В главе 11 обратимся к технологическим методам по раскрытию обмана.

Четырнадцатилетний мальчик стоит перед директором школы, его обвиняют в том, что он украл часы из чужого шкафчика. Мальчик запинается и отрицает вину, переминается с ноги на ногу, пристально смотрит на книжный шкаф, чтобы не встретиться взглядом с директором. Директор не знает, что у мальчика деспотичный, жестокий отец, который часто бьет его за проступки. Каковы шансы директора определить искренность мальчика и с чего ему следует начать?

Мы все затрачиваем значительное количество психических сил, оценивая непрерывный поток информации. Она сопоставляется с приобретенными ранее знаниями, а последующая информация будет оцениваться в свете новоприобретенных данных. Этот процесс уже давно стал автономным, и обычно мы его не замечаем. Он достигает нашего сознания, только когда расхождения становятся велики или возникают нежелательные эмоции. Из-за потребности в самообмане мы часто осознанно не проверяем ложную информацию, как свежую, так и старую. Однако большой объем сообщаемого оценивается автоматически, и впоследствии влияние на наши эмоции и поступки.

Клинический случай, иллюстрирующий результат подсознательного принятия дезинформации, связан с началом приступов паники у молодого человека, который проводил каникулы с родителями. Раньше с ним не случалось ничего подобного. Когда он вернулся домой, узнал, что его девушка ему изменяла. В течение последующей психиатрической оценки как врачу, так и пациенту стало очевидно, что девушка обманывала его уже несколько недель. Он принимал данные, указывающие на предательство, но не мог преодолеть желание быть любимым и потребность сохранить связь, поэтому не допускал нежелательную информацию в сознание. Когда девушка изменяла в открытую, пользуясь тем, что бойфренд уехал на каникулы, он испытывал острое чувство тревоги, но не понимал ее причину. Сходные приступы паники у другого пациента начались, когда командировка разлучила его с любовницей. Симптомы предшествовали сознательному признанию, что отношения под угрозой, и сознательному пониманию беспорядочного поведения любовницы.

Мы постоянно оцениваем ценность и достоверность информации, которую получаем. Отдельные слова проверить сложно, поэтому мы используем другие средства для оценки «правдивости» полученного послания. При встрече лицом к лицу или живом разговоре (например, по телефону) уделяем внимание невербальному общению. Для этого мгновенно обрабатываем большое количество разных типов информации и приходим к «интуитивным» выводам, врет ли нам собеседник. Относительно немногие люди намеренно разделяют все данные на отдельные компоненты.

В каждом послании сочетаются разные виды коммуникации.

По одной из гипотез, когда человек пытается обмануть, он более смущен, встревожен и неуверен, чем тот, кто говорит правду (Дипауло и др., 1985). Могут происходить изменения поведения, заметные остальным. Сильные эмоции (например, тревога) усиливаются, когда речь заходит об уже взволновавшей его теме (независимо от истинности высказываний), из-за страха перед последствиями недоверия, из-за чувства вины, вызванного неподобающим или греховным, по признанным нормам, поведением. То есть начало эмоциональной активности чаще всего связано со спорной или волнительной темой. Обсуждение может затрагивать раздражающие темы и вопросы сексуальной сферы. Оно увеличивается, когда ставки высоки (например, обманщик будет наказан, если ему не поверят). Когда человек убежден, что ложь — это грех, идя на обман, он чувствует себя очень виноватым, проявляет страх и тревогу, даже если его обман оправдан с точки зрения морали (например, ложь гестапо о местоположении евреев).