Ставка на проигрыш - Дик Фрэнсис

На другом конце линии воцарилось гробовое молчание, прерываемое лишь хриплым дыханием.

— Сколько лично вы поставили на Тиддли Пома? — спросил я.

Какое-то невнятное хрюканье или ворчание вместо ответа.

— Лошадь будет бежать, — заметил я.

— Это все, что вы хотели сказать? — вымолвил он наконец.

Какой грубый и злобный голос! Грубый и злобный человек!

— На Росса и Вьерстерода можете больше не рассчитывать, — спокойно продолжал я. — Вы их никогда не увидите и не услышите. Оба они, бедняги, теперь покойники!

Я положил трубку, не дожидаясь ответа. У меня даже хватило сил стащить с себя пиджак. Я вернулся к дивану и обнаружил, что столь милая моему сердцу бездонная пропасть сна еще поджидает меня. Неловко заставлять ее ждать слишком долго.

Проснулся я не скоро, во рту пересохло, язык казался шершавым и неповоротливым. Действие лекарства кончилось. Отяжелевшие плечи болели и ныли. Какая тоска! Какая тоска и занудство эта боль! В комнате темно. Я взглянул на светящийся циферблат: четыре — хочешь верь, хочешь нет. Я проспал без малого двенадцать часов.

Зевнул. Голова почти не болела. И вдруг я с ужасом вспомнил, что так и не написал статью для «Блейз». Включил свет и отпил глоток из бутылочки Тонио. Достал блокнот и карандаш. Сварил кофе. Высоко подоткнул подушки, забрался в кровать и принялся «срывать покровы» к вящему удовольствию Люка-Джона.

* * *

— Юристы попадают в обморок, — сказал он.

— Я уже говорил, что человек, стоявший во главе рэкета, скончался на этой неделе, а закон о диффамации распространяется только на живых. Покойник не может возбудить дело. Кроме того, мертвец и сам не подлежит судебной ответственности, по крайней мере на этом свете, среди живых. Поэтому ни за один из их проступков они не могут оказаться subjudis.[7]Так или нет?

— Незачем цитировать мне юридические уловки «Блейз», приятель. Я жил ими, когда ты еще из пеленок не вышел. — Двумя пальцами он приподнял напечатанные мною листки, как будто они обжигали ему руку. — «Скованные страхом владельцы могут выползать из укрытий», -прочитал он вслух. — «С господством страха покончено, скандал с нестартующими фаворитами разоблачен полностью!».

Подняв голову от бумаг, Дерри выслушал эту тираду, усмехнулся и сказал:

— Снова наш любитель острых ощущений навлекает огонь на себя.

— Иначе жизнь становится пресной, — отпарировал я.

— Для кого как.

Люк-Джон подозрительно посмотрел на меня.

— Похоже, что мишенью был в основном он. Надо думать, эти синяки под глазами есть результат дня, столь урожайного на дорожные происшествия? — Он ткнул пальцем в статью. — А что, ты лично изобрел этого безымянного злодея или же он существует на самом деле? И если да, то кто он такой?

Если я не скажу, то Майк де Йонг из конкурирующей газеты быстро сообразит, что к чему, и выступит с разоблачительной статейкой, чего Люк-Джон мне никогда не простит. Да и смысла особого не было и дальше хранить это в тайне.

— Это южноафриканец по имени Вьерстерод, и погиб он позапрошлой ночью во второй автомобильной катастрофе.

Они буквально разинули рты.

— Вот это... бомба, — вымолвил наконец Дерри.

Я рассказал им почти все. Умолчал лишь о Гейл и о дубинке Росса, но рассказал, как они угрожали Элизабет. Умолчал и о том, что пьяный вел машину и зажал Россу глаза. Изложил факты, опустив детали, ужас и пот.

Люк-Джон призадумался и перечитал статью.

— Когда известны такие подробности, описание выглядит довольно пресным. Но, думаю, этого достаточно. Статья сыграет свою роль — поможет снять напряжение, люди будут знать, что теперь исключительно благодаря «Блейз» они могут снова со спокойной душой делать по почте ставки. Именно этого мы и добивались.

— Покупайте карающую преступников «Блейз»! — дурашливо закричал Дерри. — Она специализируется на борьбе с рэкетом!

Люк-Джон кисло взглянул на него, всем видом давая понять, что шутка дурного тона. Он, как всегда, с чрезмерной серьезностью относился к репутации любимой газеты. Я попросил его позвонить своему влиятельному знакомому из среды букмекеров и узнать о положении дел на рынке ставок. Он приподнял брови, выслушал просьбу и, не сказав ни слова, взялся за телефон.

Он выслушал ответ с возрастающим интересом и записал несколько цифр. Окончив разговор, тихо присвистнул и крепко потер кадык.

— Говорят, со вчерашнего дня Чарли Бостон пытается снять поставленные на Тиддли Пома пятьдесят тысяч. Все понимают, что дело его тухлое после твоей статьи и вмешательства «Блейз», но Люди в растерянности, не знают, ставить на лошадь или нет. Пока что на это решилась только одна крупная фирма.

— Если Бостон, — сказал я, — не снимет свои тысячи, а Тиддли Пом выиграет, можно считать, что прохвосту крышка. Но, если лошадь проиграет, он прикарманит не только свои денежки, но и долю Вьерстерода и окажется еще в более крупном выигрыше, чем всегда.

— Да, проблема... — задумчиво произнес Дерри. — Или, если хотите, целый букет проблем.

— Интересно, знает ли он о коликах? — спросил Люк-Джон.

Поразмыслив, мы пришли к выводу, что, пожалуй, не знает, раз так суетится. Люк-Джон еще раз позвонил своему букмекеру и посоветовал перекупить у Бостона как можно больше билетов...

— После чего, — мрачно заметил он, положив трубку, — все эти чертовы лошадки поломают ноги, а Тиддли Пом победит!

Я отправился в Хитбери-парк поездом вместе с Дерри. Погода была как на заказ. Ясный солнечный морозный день, настоящее декабрьское утро. Дерри заметил, что такая славная погодка соберет огромную толпу зрителей и что, по его мнению, выиграет Зигзаг. Еще он сказал, что выгляжу я паршиво.

— Видел бы ты меня вчера! — лениво проворчал я.

Так, по-приятельски болтая и перебраниваясь, мы завершили путешествие, и я, вне всякой связи с происходящим, вдруг задумался, почему наши с Дерри отношения так и не переросли в дружбу.

В одном он не ошибся. Хитбери-парк лопался по всем швам. Я первым делом отправился к конторе Уилли Ондроя рядом с весовой, у которой толпилась куча людей, желающих перемолвиться с ним словечком, но он меня заметил и поманил рукой.

— Да, — сказал он, — паршивая лошадка стоила мне хлопот... Натерпелся от одного Виктора Ронси, который вот где у меня сидит...

— А в чем дело?

— Явился сюда в девять утра, готовый взорваться, как паровой котел, если лошадь опоздает хоть на минуту, а когда узнал, что она уже здесь, все равно устроил скандал. Кричал, что мы должны были ему сообщить...

— Да, характерец не сахар, — согласился я.