Война за пряности. Жизнь и деяния Афонсу Албукерки, рыцаря Ордена Сантьягу - Вольфганг Акунов

Пока дом Афонсу ждал ответа Мухаммеда на свое последнее предупреждение, на борту «Флор ди ла Мар» появились шесть китайцев, желавшие получить от него разрешение отправиться на своих джонках домой из Малакки. Эти миролюбивые, изысканно-вежливые люди из самых добрых побуждений принялись отговаривать Албукерки от высадки. С выражением неподдельного испуга на желтых лицах, китайцы рассказали ему о бесчисленных войсках султана, их отравленных стрелах, двадцати боевых слонах с башнями на спинах, о построенных повсюду в городе баррикадах, устроенных там западнях и замаскированных «волчьих ямах» с кольями.

«Задержитесь в порту еще ненадолго» — ответил им губернатор Индии с приветливой улыбкой — «приглашаю Вас понаблюдать с борта одной из галер моего флота за боем. И, если Вас это не затруднит, дайте мне в помощь несколько Ваших судов».

Получив от султана очередную ничего не говорящую отписку, Албукерки сказал доставившему ее посланцу Мухаммеда: «Ступай, мавр, и передай своему господину, что его речи полны лжи. Если он вздумает еще раз прислать мне гонца, вроде тебя, без освобожденных пленников, я прикажу вздернуть этого гонца вниз головой на рее, где он провисит до тех пор, пока не умрет».

Поскольку и эта угроза оказалась безрезультатной, несколько капитанов сошли на берег во главе своих людей, и сожгли все дома, расположенные в прибрежной зоне, а заодно — стоявшие на якоре у берега гуджаратские корабли. Одновременно Албукерки бомбардировал город Малакку.

Высадка и артобстрел произошли молниеносно, что и вызвало желаемый эффект. Повсюду раздавались горестный плач, жалобы и крики: «Мира! Мира! Мира!» Забыв про своих двадцать тысяч воинов и двадцать боевых слонов, султан Мухаммед срочно отправил освобожденных им из заключенья португальских узников на борт «Флор де ла Мар». Передавая их с рук на руки, посланец Мухаммеда поинтересовался от имени своего повелителя, есть ли у дома Афонсу еще какие-нибудь пожелания.

«Конечно, есть!» — ответил Албукерки. «Точнее говоря, не пожелания, а требования. Во-первых, требую от султана разрешить нам построить у Вас форт. А во-вторых — требую от него возмещения за украденные Вами у Лопиша товары».

Но, «что к султану Мухаммеду попало».. В мгновенье ока берег покрылся баррикадами. Губернатор Индии назначил высадку десанта на 25 июля. «Мы должны продвигаться без излишней спешки, шаг за шагом» — инструктировал он, действовавший обычно с молниеносной быстротой, своих капитанов и ротных командиров — «излишней спешкой можно все испортить! Ставка в затеянной нами игре слишком велика, а нас — слишком мало для того, чтобы добиться всех наших целей разом, одним махом! Торопиться не надо!»

Первой целью Албукерки выбрал сильно укрепленный мост, перекинутый через реку у самого устья. Португальцы напали на мост с наступлением дня. Бой за мост, то и дело заволакиваемый клубами черного порохового дыма, продолжался несколько часов под неумолчный грохот артиллерии. Немало португальцев пало, прежде чем неприятель был выбит с моста. Губернатор отказался от своего первоначального плана закрепиться в районе моста, поскольку его люди, после восьмичасового боя под палящими лучами экваториального солнца, срочно нуждались в отдыхе. Впрочем, прежде чем возвратиться на свои корабли, они нашли в себе силы разграбить, а затем — поджечь соседнюю с мостом часть города. В разгоревшемся пожаре погибло немало добра, включая великолепную, тридцатиколесную (!) парадную повозку, втрое превышавшую по высоте средний человеческий рост, выложенную снаружи чистым золотом и обтянутую изнутри белым шелком. Это была свадебная карета султана Паханга. Все пошло прахом.

Но и эта вполне удачная вылазка португальцев не сделала жестоковыйного султана более податливым. Поэтому губернатор задумал новое нападение, на более широком фронте. Но, как это часто бывает, когда осуществление операции затягивается, воодушевление португальских фидалгу стало постепенно ослабевать. Особенно с учетом высказанного домом Афонсу намерения приступить (добившись силой соответствующего согласия султана) к строительству в Малакке португальского форта (естественно, при их, благородных фидалгу, активном участии). А ведь участие в строительных работах было для них, как уже известно нам с уважаемым читателем, самым нелюбимым занятием. «Даже если мы захватим Малакку, у нас появится множество раненых, годных разве что для госпиталя, но уж никак не для строительной площадки!» — открыто высказал один из них свое (и общее) недовольство на военном совете в лицо Албукерки. «Да и что нам достанется из всех богатств Малакки? Ровным счетом ничего! Ведь если город станет добычей пламени, что неизбежно произойдет в случае штурма, в этом пламени погибнут все его сокровища!»

Вопреки своей обычной манере ограничиваться, в ответ на все возражения подчиненных, отдачей кратких и однозначных приказов, Албукерки на этот раз довольно обстоятельно изложил им многочисленные причины, по которым считал необходимым присоединить Малакку к заморским владениям Португалии. «Малакка должна стать португальской хотя бы из-за ее торговли перцем» — таков был первый тезис губернатора. «Ведь половина всего перца, все еще доходящего до нас обходным путем через Каир, Александрию и Венецию, поступает из Малакки. Ибо арабы могут плыть отсюда напрямую до Баб-эль-Мандебского пролива, оставаясь вне пределов досягаемости кораблей нашей Индийской Армады. Завоевание нами Малакки подорвет силу Ислама. Уже сегодня в Малакке пребывает множество чужеземных купцов и торговцев, хотя малайские тираны причиняют им немало зла. Но, в случае завоевания нами Малакки, эти торговцы и купцы, оценив все преимущества нашей свободной от должностной коррупции системы управления и коммерческой честности, будут стекаться сюда в троекратном, если не четырехкратном количестве, оседать здесь и строить прямо-таки золотые стены. Однако я решусь на захват этого города лишь в случае Вашего согласия не щадить сил на строительство в захваченной нами Малакке мощнейшей в этой части света крепости».

«Делайте, что считаете нужным!» — единогласно ответили фидалгу губернатору (чью обращенную к ним речь мы, честно говоря, слегка «осовременили», не исказив при этом, впрочем, ее основного смысла).

Через несколько дней развернулась грандиозная битва за Малакку. Поскольку мост через реку был ключом к городу, и тот, кто им владел, фактически владел и городом, огромная, вооруженная пушками джонка (подарок вежливых китайцев, из самых добрых побуждений предостерегавших отнесшегося к ним с сочувствием и пониманием Афонсу Албукерки от высадки, теперь же, вероятно, наблюдавших за сражением с борта португальской галеры), используя прилив, поднялась вверх по реке, бросила якорь близ моста, чья высота была ниже, чем высота палубы джонки, и открыла артиллерийский огонь. Однако малайцы — люди воинственные и храбрые — проявили завидную стойкость. Держась молодцами под огнем португальских орудий, они отвечали им не менее сильным огнем своих пушек и аркебуз. Капитану джонки, по фамилии Абреу, малайской пулей разворотило скулу, выбило почти все зубы и оторвало чуть ли не половину языка. Албукерки, следовавший за джонкой на гребной лодке, приказал раненому вернуться к эскадре и довериться искусству флотского хирурга. «Зачем?» — возразил Абреу, выплюнув кровь, заливавшую ему рот. «У меня еще есть две руки, чтоб драться, и половина языка, чтоб отдавать приказы!»