Война за пряности. Жизнь и деяния Афонсу Албукерки, рыцаря Ордена Сантьягу - Вольфганг Акунов

Фидалгу, полагавших (а, быть может, даже втайне надеявшихся), что проект строительства в Малакке форта сорвется из-за недостатка стройматериалов, ждало глубокое разочарование. Слух об их нехватке усердно распространял Руй ди Араужу, выставлявший себя в глазах сотоварищей обладателем секретной информации, тщательно скрываемой, якобы, начальством от «простых смертных». Однако стоило лишь хорошенько поискать — и вот, на фамильном кладбище властителей Малакки было обнаружено множество прекрасных, тщательно отесанных камней. Конечно, камни были надгробными, но чуждого суевериям Албукерки это не смущало. Другим источником камней для стен и башен будущего форта послужили две снесенные «новыми тамплиерами» мечети. Предложение дома Афонсу поместить над порталом крепостных ворот памятный камень с именами португальцев (увы — только дворянского происхождения, но уж таков был дух эпохи, проникнутой сословными предрассудками!), особенно отличившихся в битве за Малакку, встретил всеобщее одобрение. Пока не наступило время каменщикам высекать зубилами на этом мемориальном камне конкретные имена. Разгоревшиеся споры, распри и соперничество очень скоро приняли нешуточный характер. Каждый капитан, каждый ротный командир, каждый фидалгу желал, чтобы его имя не просто попало на памятный камень, но было высечено на нем самым первым, в назидание грядущим поколениям. Пораженный развернувшейся перед его глазами ярмаркой тщеславия и человеческой суетности, Албукерки решил положить конец спорам и распрям. И приказал, перевернув мемориальный камень задом наперед, высечь на его передней стороне библейскую цитату из Евангелия от Матфея (21:42): «LAPIS QUEM REPROBAVERUNT EDIFICANTES», или, в переводе с латинского языка на русский: «КАМЕНЬ, КОТОРЫЙ ОТВЕРГЛИ СТРОИТЕЛИ». Судя по всему, при строительстве нового форта в Малакке португальцам действительно пришлось пролить немало пота. «Сеньор» — писал впоследствии один из португальских капитанов своему монарху, «поверьте, этот труд был очень, очень тяжким, ибо камни нам приходилось тащить на себе издалека. К тому же строительные работы, в обычных условиях занявшие бы не менее трех месяцев, были нами завершены в течение месяца, ибо генерал-капитан подгонял нас, строителей, денно и нощно».

Вообще-то это был обычный темп, в котором Албукерки строил (силами подчиненных, разумеется, однако же, и сам порой прикладывая руку) все свои форты. Но под палящими лучами экваториального солнца непривычным к условиям тропиков белым людям было очень нелегко справляться с выпавшей им ролью крепостных строителей. «Люди начали заболевать, и умирать от лихорадки, чрезмерного труда и скверного питания. Их мучил постоянный голод, ибо султан перехватывал весь провиант, подвозимый из внешнего мира. И потому людям приходилось довольствоваться малой толикой риса и масла. Курица (если ее вообще удавалось добыть) стоила тридцать, а яйцо — два золотых крусаду»…

Бедствия, претерпеваемые португальскими строителями форта, дополнительно усугублялись климатическими условиями, характерными для Малакки в описываемое время года. «Каждое утро разражалась гроза, сопровождаемая ураганным ветром и невыносимо холодным ливнем, после которого сразу же начинало палить солнце, да так жарко, что закипала вода в лагунах». Возможно, хронист в данном случае несколько сгустил краски. Вода, конечно, не кипела, но над ней, вне всякого сомненья, поднимались, как туман, густые испарения, способствуя размножению назойливых москитов и распространенью малярии.

Сам Албукерки тоже заболел болотной лихорадкой. В этот критический момент, когда строительные работы затормозились, положение спас толмач Франсишку. Этот человек, испанец по рождению (и, в этом смысле, собственно говоря, не Франсишку, как его звали португальцы, а Франсиско), немало помотавшийся по белу свету, плененный, в конце концов, «маврами», освобожденный португальцами год назад с борта плывшего в Мекку мусульманского корабля и перешедший на португальскую службу, свободно изъяснялся на арабском, турецком и персидском, а за время пребывания в Малакке умудрился овладеть еще и малайским языком, чтобы объясняться с местным населением.

«Я предложил губернатору свои услуги по вербовке туземцев для строительных работ за пределами города» — сообщает Франсишку — «когда же губернатор возразил, что туземцев можно будет загнать в город только силой, а это приведет к потерям и проявлениям среди туземцев недовольства, я обязался платить ему по крусаду за каждого малайца, который придет к нему с жалобой».

И в самом деле, заручившись согласием дома Афонсу, сметливый испанец вскоре возвратился в город с большим отрядом малайцев, готовых участвовать в строительстве крепости (естественно, не безвозмездно).

По мере улучшения погодных условий и связанного с ним общего улучшения здоровья строителей форта (в первую очередь — самого Албукерки), крепостные стены становились все выше. И потому в стан дома Афонсу зачастили посланцы из ближних и дальних малайских князей, привозившие ценные дары и заверявшие губернатора Индии в преданности ему своих государей. Впрочем, дом Афонсу не без оснований подозревал, что их влекли в Малакку скорее любопытство или желание вызнать все, что только можно, о диковинных пришельцах из-за моря. Тем не менее, он заверял посланцев во взаимных дружеских чувствах и в то же время всеми силами стремился отправить их восвояси с уверенностью, что Албукерки командует опасными для всех своих недругов вооруженными силами, которых следует беречься.

Султан с острова Ява прислал в дар дому Афонсу коллекцию латунных музыкальных инструментов и свой написанный на шелке портрет. Яванский самодержец был представлен на портрете полководцем, скачущим на боевом коне во главе целого отряда боевых слонов. Однако самым ценным даром, привезенным генерал-капитану послом султана с Явы, была огромная морская карта, нарисованная кормчим одного из кораблей султанского флота. «На ней изображены Мыс Доброй Надежды, Португалия, страна Брасил (Бразилия — В.А.), Красное море, Персидский залив, Острова пряностей и маршруты следования китайских кораблей, причем все это сопровождается подписями яванским шрифтом» — писал дом Афонсу королю Мануэлу. «Она (яванская морская карта — В.А.) — прекраснейшая из всех, виденных когда-либо мной, и, несомненно, приведет Ваше Величество в восхищение».

Не только Его Величество король Португалии и Алгарвищ, но и, без всякого сомнения, все последующие поколения землян, вплоть до нас, многогрешных, вкупе с уважаемыми читателями, пришли бы в восхищение при виде этого поразительного шедевра восточной картографии раннего Нового Времени, если бы судьба яванской карты была более счастливой, чем она оказалась в действительности… Если бы «карта яванского султана» сохранилась, то была бы ничуть не менее знаменитой, чем созданная примерно в то же время (а именно — в 1513 году), в захваченном османами Константинополе- Стамбуле, географическая карта мира турецкого адмирала Пириреиса (которой посчастливилось дожить до наших дней), с изображением западного побережья Европы и Северной Африки, побережья Бразилии и восточной оконечности Южной Америки, различных островов Атлантического океана, включая Азорские и Канарские острова, и, в южной части карты — открытой официально только через триста лет «с гаком», в 1820 году, нашими российскими мореплавателями Фаддеем Фаддеевичем Беллинсгаузеном и Михаилом Петровичем Лазаревым. Антарктиды (причем — еще без ледяного покрова). Но история, как известно, не знает сослагательного наклонения. Поэтому, скорей всего, так и останется не разгаданной загадка: как на преподнесенной дому Афонсу Албукерки и предназначенной им для передачи «по инстанции» королю Мануэлу I карте, созданной в начале XVI века на индонезийском острове Ява, могли оказаться Африка, Португалия и Бразилия. А ведь Бразилия — уже не Старый Свет, а Новый! Неужели индонезийские мореходы достигали берегов Америки одновременно с ее европейскими «первооткрывателями», или даже еще до них? Да и с изображенными на карте, полученной домом Афонсу с Явы, «Островами пряностей» тоже не все так ясно, как может показаться на первый взгляд. Ведь это название носят несколько разных архипелагов, расположенных на значительном расстоянии друг от друга. Во-первых «Островами пряностей» именуются Молуккские острова, группа индонезийских островов между Сулавеси и Новой Гвинеей, к северу от острова Тимор. Исторически Молуккские острова получили название Острова пряностей от китайцев и европейцев, однако главным образом это название относится к небольшим вулканическим островам архипелага Банда, где выращивается мускатный орех. Изображение этих, первых, Молуккских «островов пряностей», на индонезийской карте представляется, таким образом, вполне объяснимым, ибо Молукки расположены не так далеко от острова Ява — места составления так восхитившей Албукерки карты. Но ведь, помимо Молукк, то же название — «Острова пряностей» — издавна применяется и к другим островам, на которых выращивают пряности, в частности — к архипелагу Занзибар у берегов Восточной Африки. Кроме того, такое же название получил остров Гренада. Вот если и эти «острова пряностей», весьма удаленные от Явы и вообще от островов Малайского архипелага, тоже оказались на карте, присланной дому Афонсу с Явы, тогда ответ на вопрос, как же они туда попали, становится, на наш взгляд, чрезвычайно сложным. Хотя, с другой стороны, не более понятным представляется и появление Бразилии и Антарктиды на карте Пириреиса, хоть она и дошла до наших дней! В-общем, «темна вода во облацех»…