Чтец - Трейси Чи

– И еще кое-что, капитан!

– Что?

– Полегче с этими ребятами, а? Они, похоже, не такие уж и плохие.

Капитан надвинул поля шляпы на глаза.

– То, что бывает похоже, не всегда оказывается таковым на самом деле.

– Конечно, капитан…

Проводив взглядом кока, который поковылял к кладовым, Рид покачал головой:

– Мне совсем не хочется их убивать. Но мы можем высадить эту парочку на остров, где их кто-нибудь подберет.

Между Оксини и Нарни находилось несколько песчаных островов, где негде было укрыться и совсем не было пресной воды. Под экваториальным солнцем долго там не протянешь.

Помощник прищурился.

– Но ведь сначала ты их допросишь?

– Конечно! У меня к ним много вопросов. И я получу на них ответ – так или иначе.

И пальцы капитана крепко обхватили рукоять револьвера.

Стрелец, стащив с себя все, что осталось от его изрезанной рубашки, лежал на длинном столе в кают-компании; Сефия же внимательно наблюдала за действиями врача. Словно сова, охотящаяся в ночи, своими черными глазами врач скользнула по рукам и ногам, по груди и бокам раненого, отмечая глубину и опасность повреждений. Затем щелкнула металлическими застежками своего черного саквояжа и принялась вынимать оттуда чистые бутылочки с различными жидкостями, бинты, сияющие серебряные ножницы, хирургические щипцы, кривые иголки и моток ниток. Потом принялась аккуратно накладывать швы, стежок за стежком, пока они не вытягивались вдоль ран, подобно черным буквам – как будто каждый шов был неким целительным словом, призванным вернуть коже Стрельца целостность и упругость.

Снаружи послышался грохот. Доски пола заходили. Сефия вскочила, но Стрелец схватил ее за руку и удержал. Взглядом он просил ее остаться с ним. Всюду была кровь – на столе, на полу, на лице его и руках; и, когда он двинулся, еще незашитые раны на его теле раскрылись, словно алые глазницы. Сефия опустилась на скамью. Стрелец слабо улыбнулся.

Никто пока не проронил ни слова, никто не сказал, откуда явилась женщина в черном и не придут ли вслед за ней еще опасные люди. Сефия во все глаза смотрела на дверь, но она оставалась закрытой.

На другом конце стола сидел Хорс, корабельный плотник. Подняв взгляд от фляжки, которую он держал в своих ладонях, огромных как лопаты, он спросил Сефию:

– Так ты была с Харисоном, когда он… когда он ушел?

– Да, – ответила Сефия. – Я с ним говорила.

– Хмм, – выдала врач, продолжая накладывать ровные аккуратные стежки.

Хорс отер щеки. Когда он вновь посмотрел на Сефию, глаза его блестели от слез.

– Я рад, что ты была с ним, детка, – сказал он.

Сефия кивнула – потому, что должна была, а не потому, что хотела. Трудно оставаться невозмутимой, когда видишь, как кто-то умирает. Когда он, лежа на ее руках, плакал и тяжело дышал… А потом, через секунду, перестал.

И всё…

Как Осло Кант.

– Хотя я так ничего и не понял, – продолжал Хорс, вертя в ладонях фляжку. – Зачем она полезла в трюм? Там ведь нет ничего ценного.

Сефия и Стрелец переглянулись. В трюме были они. А с ними была книга. Сефия посмотрела на дверь. Книга всё еще может лежать в ящике, но после того, что произошло, долго ей там лежать не придется.

Рука Стельца вцепилась в ее руку, а лицо исказилось гримасой боли – врач принялась зашивать рану на его правой руке, предварительно подцепив край раны щипцами.

– Еще не поздно принять обезболивающее, – проговорила она, продолжая шить.

Стрелец стиснул зубы.

– Ну, как знаешь, – покачала головой врач.

Откинувшись на спинку стула, Хорс издал негромкий смешок и хорошенько приложился к фляжке.

– Харисон тоже не любил пить. Попробовал однажды, но не понравилось, – сказал он.

Он не ожидал ответа, и Сефия промолчала.

Хорс оказался именно таким, каким она его себе и представляла: круглые горы плеч, загорелое лицо с кожей более бледной там, где лоб укрывала бандана, руки, знающие, что такое занозы, порезы и горячая смола. От него даже пахло так, как надо – паклей и древесной стружкой.

Словно почувствовав, что за ним наблюдают, Хорс поднял на Сефию чуть затуманившиеся глаза:

– Что?

Сефия почувствовала, как щеки ее заливает жар.

– Это действительно «Река Веры»? – спросила она Хорса. – А вы и врач – это все реально?

– Так же реально, как реальна ты, крошка.

Сефия оглядела каюту. Каюта выглядела в точности так, как была описана в книге, вплоть до того, что все вещи здесь были в четном количестве – крюки на двери, стулья, шкафчики на стене.

Крытые стеклом ящички содержали десятки памятных вещичек: рубин размером с мужской кулак, кусок золота в форме бутерброда; был здесь даже медный гонг, о котором она читала. Сефия чувствовала себя так, словно ее саму поместили в книгу, или же книга каким-то образом притянула к ним этот корабль, и все это было предрешено кем-то заранее.

Она колебалась.

– Да, – повторила она, – всё это реально…

– До поры до времени, – сказал Хорс, наворачивая колпачок на фляжку, и в тишине каюты Сефия слышала, как поскрипывает резьба на ее горлышке.

Взглянув на Сефию, Стрелец сморгнул; уголок его рта приподнялся, сморщив кожу на щеке. Они были здесь оба, и они были вместе.

Врач тем временем работала над его предплечьем, и ее руки с иголкой и щипцами скользили над Стрельцом будто тени.

– Как же я не заметил раньше! – всплеснул вдруг Хорс своими ручищами и закашлялся. – Вы ведь те самые ребята с причала Черного Кабана!

– Ты был на причале? – спросила Сефия Стрельца, и тот кивнул.

Хорс несколько раз похлопал себя по широкому лбу.

– Как мал всё-таки мир! – сказал он.

– Да, – согласилась Сефия.

Ее взгляд странствовал по полкам, перемещаясь от одного предмета к другому. Ржавый железный ключ. Черный ящик, инкрустированный слоновой костью. Ожерелье, на котором голубые сапфиры были взяты в кольцо сияющими бриллиантами, отбрасывающими во все стороны острые искры света. В перекрещивающихся лучах этого света Сефия увидела образ прекрасной женщины, которая носила это ожерелье, дарившее ей вечную молодость. Именно в этом состояла тайна ожерелья. А если к тому же его хозяйка отличалась красотой, то ожерелье хранило и ее. И неважно, сколько лет было женщине, ее всегда окружали мужчины, цветы, смех, дети… а потом болезни, крики, дым.

– Прóклятое ожерелье леди Делюн, – проговорила Сефия, потирая налитые болью виски.