Александр Солженицын. Портрет без ретуши - Томаш Ржезач

и совести и где студентам университета политическая полиция угрожает репрессиями или, как минимум, исключением из учебного заведения, если они проявляют хотя бы слабый интерес к официально издаваемому вестнику советского посольства, в котором говорится об экономическом развитии Советского Союза!..

Но «что ни сделает бог, все к лучшему» – гласит старая чешская пословица. И значит, богу виднее, значит, надо было явиться стукачу Ветрову, чтобы через его посредство исправить этот испорченный большевиками мир. Я не разбираюсь в православном богословии настолько, чтобы знать, существует ли в нем аналог из раннего христианского учения: «Чем больше вина, тем больше надежды на спасение души». Ибо только к самому великому, закоренелому грешнику бог может снизойти, чтобы полностью явить свое всемогущество.

В 1974 году Александр Солженицын выступил по швейцарскому телевидению. Интервью транслировалось и по телевидению ФРГ. Солженицын сказал, что он восхищен Швейцарией, ее совершенной демократией. И для убедительности привел такой пример: в прошлом столетии в Швейцарии жил как политический изгнанник великий русский мыслитель, публицист и писатель Герцен. По утверждению Солженицына, Герцен был другом тогдашнего президента Швейцарской федерации; и все-таки, добавил Солженицын, Герцену пришлось просить о предоставлении ему швейцарского гражданства в том населенном пункте, где он проживал, а его друг президент не мог оказать ему в этом никакого содействия. «Вот это демократия!» – воскликнул Солженицын.

Формула Герцен – Солженицын напрашивалась сама собой. Коль параллель между Солженицыным и Львом Толстым не получилась (подвела солженицынская литературная продукция), значит, нужно искать другие, более подходящие сравнения. Разве не жил Герцен тоже в Швейцарии? Разве не звали его супругу тоже Наталией, просто Наташей? Конечно, о многом придется умолчать. Например, о том, что Герцен являлся одним из провозвестников Великой Октябрьской революции и противником именно тех царей, которых Александр Исаевич Солженицын превозносит как «освободителей». Конечно же, придется умолчать и о том факте, что Герцен был атеистом, в то время как Солженицын – деист.

Важна модель: из Солженицына нужно сделать продолжателя лучших традиций в русской культуре. Не так, так эдак. Если Солженицын не сможет функционировать как писатель, пусть проявит себя как политик и публицист на вершине антисоветизма и антикоммунизма. Из всего того, что он сам говорит и пишет, становится все яснее, что он важен только как автор памфлетов, направленных против прогрессивных сил. И это тоже устраивает обе стороны. Не зря «сильные мира сего» отдают должное его таланту.

Однажды глава госдепартамента США Генри Киссинджер и другие американские политические деятели встретились с тогдашним президентом США Ричардом Никсоном.

Президент спросил:

– Не кажется ли вам, господа, что Солженицын правее нашего Барри Голдуотера?

– Вы ошибаетесь, господин президент, мистер Солженицын правее царей, – ответил Киссинджер.

Эту историю рассказывала затем вся западная пресса.

Солженицын представляется миру как «Человек Божий», как «Пророк».

«Не по словам, а по делам узнаете вы их» – примерно так говорится в Библии.

Ознакомимся же не только с его словами, но и с его делами.

Наш старый знакомый Михаил Петрович Якубович заметил в беседе со мной: «Многое и многих повидал я на своем веку, но Солженицын – явление неповторимое по своей грязной сути и противоречивости. С кем я ни поговорю из его прежних товарищей, они только плечами пожимают. Мне кажется, что его политические взгляды можно выразить словами очень старого политического поучения времен Николая I, когда один из сподвижников царя, граф Уваров, выразил русскую политику в трех словах: „Самодержавие, православие, народность“».

(Не будет излишним напомнить, что царь Николай I в 1825 году жестоко подавил восстание дворян-офицеров, которым история дала имя «декабристы», отдал приказ повесить выдающегося поэта Рылеева, позволил убить Александра Сергеевича Пушкина.)

Михаил Петрович продолжает:

«В Москве я беседовал со своими знакомыми, товарищами, известными писателями. И если мне память не изменяет, Евгений Александрович Гнедин, человек очень умный, исключительно тонкий и точно мыслящий, сказал: „Да, Солженицыну сейчас кажется, что было бы идеальным восстановить романовскую монархию. Но при одном условии, а именно: чтобы царствовали не Романовы, потому что они делали глупости, а Солженицын. И православие, православие ему нужно тоже, но не само по себе, как „вещь в себе“, но как декорация для самодержавия. Если бы он хоть чуточку был верующим христианином, как пытается сам себя убедить, он хотя бы немного уважал церковные каноны. А своими действиями он доказывает нечто противоположное. Одну из поклонниц своего литературного таланта он обратил в православную веру (речь идет о Наталии Светловой, второй жене Солженицына, еврейского происхождения. – Т. Р.). Она согласилась креститься, а он, в соответствии с христианским обычаем, стал ее крестным отцом. Через какое-то время он решил на ней жениться. По церковным канонам это запрещается: крестный отец не может вступить в брак со своей крестницей, так как с точки зрения церкви это кровосмешение. Но что законы церкви для Солженицына! Церковные правила запрещают? Кому? Солженицыну? Какие правила и что они могут ему запретить?..

– Я протестую!.. Я требую!.. Где свобода личности?..

И литературный самодержец Солженицын потребовал от православной церкви повенчать его со своей крестницей Наталией Светловой. Ну и повенчали. Литературный самодержец Солженицын пошел по пути самодержца – царя“».

«Мне очень трудно судить о церковных делах и об отношениях различных течений и оттенков внутри церкви. Из области религии мне известно очень мало. Но я сильно подозреваю, что Александр Исаевич разбирается в делах церкви меньше, чем я. И знаете почему? Ведь весь пафос христианства, как известно, устремлен к таким нравственным качествам, как любовь к ближнему, прощение, терпимость. Судить и карать дано только богу, а не какому-то человеку, который объявил себя святым. Вершина добродетели – прощение.

Это основы христианства, а они, как известно, не прельстили Солженицына. Поэтому, хотим мы того или нет, его обращение к богу наигранно и носит у Солженицына чисто прагматический характер», – заключил Л. К. в ответ на мой вопрос.

Может быть, это утверждение покажется абстрактным и предвзятым? Но мне хочется еще раз подчеркнуть, что при написании данной книги я пользовался фактами, и только фактами.

Число их, а также степень моего возмущения настолько велики, что порой мне это мешало в моем повествовании. А факты есть.

«В 1970 году Солженицын разошелся со своей первой женой (Наталией Алексеевной Решетовской. – Т. Р.). На пороге старости покинутая женщина, посвятившая десятки лет жизни своему идолу, приняла яд. Конечно, это должно было взволновать христианина Солженицына и в самом деле взволновало. Но любопытно, что о боге он даже и не вспомнил. В письме, которое она получила в больнице, он писал совсем в другом духе: „никогда не простит“