Охотники за нацистами - Эндрю Нагорски

Далее следует заявление, вызвавшее наиболее яростное негодование части аудитории: «Несмотря на усилия прокуроров, все видели: подсудимый вовсе не монстр. Более того, трудно было не заподозрить в нем клоуна».[440] Этот вполне заурядный с виду человек являл собой яркий пример «банальности зла».

По мнению Арендт, действия Эйхмана объяснялись не убеждениями и не ненавистью к евреям, а обыкновенным карьеризмом, жаждой продвижения по нацистской служебной лестнице: «Его единственным мотивом было желание возвыситься, к чему он и стремился с чрезвычайным усердием».[441] Иначе говоря, он отправлял бы на смерть миллионы людей любой другой расы и любого другого вероисповедания, если бы они оказались в том положении, в какое нацистский режим поставил евреев.

А в зале суда прокуроры представляли совершенно другую картину. Они доказывали, что Эйхман был убежденным приверженцем нацистской доктрины, и показывали, к чему это привело. Многочисленные свидетели излагали факты жизни и смерти в концлагерях. Всплывали ужасающие детали, благодаря которым мир получил более полное представление о холокосте. Выжившие рассказывали о том, как погибли их близкие. В зале то и дело раздавались вскрики и всхлипывания.

И только Эйхман, как отмечал Хаузнер, «не выказывал никаких чувств». За исключением тех моментов, когда ему предоставлялось слово, человек, назвавший себя «мелким транспортным служащим», «сидел в своей стеклянной будке молча и совершенно неподвижно».[442]

Обвинение подготовило фильм о холокосте и, прежде чем показать его на открытом заседании суда, пригласило на просмотр самого Эйхмана и его защиту. Бах уже видел этот материал и теперь внимательно наблюдал за реакцией подсудимого. Глядя на груды трупов в газовых камерах, бывший гестаповец сидел совершенно спокойно, однако в какой-то момент возбужденно заговорил с тюремным надсмотрщиком. Как выяснилось, Эйхмана привели в зал в сером костюме, хотя он желал каждый раз представать перед судом в темно-синем, и ему это обещали. Позднее Бах с презрительной усмешкой вспоминал, что заключенный заявил протест в связи с этим мнимым нарушением, однако ни слова не сказал о самом фильме.

На суде много говорилось о «сортировке» изможденных и испуганных узников, прибывавших поездами в Освенцим. Запомнившийся Баху свидетель, инженер по профессии, рассказал, что его жене и дочке офицер СС приказал идти налево, а ему самому направо. Когда мужчина спросил, куда идти сыну, эсэсовец, быстро посовещавшись со своим начальником, сказал: «Пусть догоняет мать». Отец забеспокоился, что мальчик ее не найдет, ведь за ней уже прошла сотня людей. Сын быстро затерялся в толпе, а пальтишко дочки некоторое время еще горело вдали все уменьшающимся красным пятнышком. Больше тот человек свою семью не видел никогда.

В фильме Стивена Спилберга «Список Шиндлера» (1993 г.) есть похожий эпизод с девочкой в красном пальто. Бах убежден, что режиссер включил его в картину под влиянием изученных материалов дела Эйхмана.

За две недели до выступления в суде этого свидетеля помощник прокурора как раз купил своей двухгодовалой дочке красное пальто. «Выслушав его рассказ, я некоторое время не мог вымолвить ни слова», – вспоминал Бах. Он сделал вид, будто ищет какую-то бумагу, и только через несколько секунд овладел собой настолько, чтобы задать свидетелю вопрос.

Широко публиковавшаяся фотография Баха, на которой он сидит, глубоко задумавшись, в зале суда, была сделана как раз в те минуты. «До сих пор, где бы я ни был: на футбольном стадионе, на улице или в ресторане, – мое сердце начинает громко биться, если я вдруг увижу маленького ребенка в красном пальто», – признался Бах во время нашей беседы полвека спустя.

Подобные свидетельские показания не поколебали уверенности Ханны Арендт в том, что действия Эйхмана объяснялись исключительно его должностными обязанностями, а не личностными взглядами. На одном из заседаний Хаузнер процитировал слова, которые обвиняемый сказал своим подчиненным в конце войны: «Я запрыгну в могилу смеясь. Мысль о том, что на моей совести смерть пяти миллионов евреев, приносит мне огромное удовлетворение».[443]

По воспоминаниям прокурора, Эйхман сначала попытался возразить, будто сказал не «евреи», а «враги рейха», однако потом признался одному из судей, что в действительности подразумевал именно евреев. В любом случае, когда подсудимому зачитывали его же собственные слова, он, как подметил Хаузнер, «выглядел совершенно обескураженным, а в какой-то момент даже запаниковал».

По мнению Ханны Арендт, подобные неосторожные заявления свидетельствовали только об одном: Эйхман был хвастлив, и это его погубило. Оказавшись в Аргентине, стране, ставшей тихой гаванью для многих нацистов, он почувствовал себя настолько вольготно, что в 1957 году даже согласился несколько раз встретиться с Виллемом Сассеном – голландским журналистом, который сотрудничал с нацистами.

Выдержки из этих бесед голландец продал журналу «Лайф». Вероятно, Эйхман в какой-то момент предполагал, что публикация таких интервью поможет ему представить события в выгодном для него свете. Однако самовозвеличивающий тон, каким он беседовал с Сассеном, явно противоречил тактике преуменьшения собственного значения, избранной им для суда. Эйхман заявил, что разговоры происходили «в непринужденной атмосфере бара»[444] и не несут в себе достоверной информации, хотя некоторые записи он просматривал и исправлял. Приняв его возражения к сведению, суд решил не использовать эти материалы в качестве доказательств.

С точки зрения Арендт, то, что Эйхман так рисковал, подтверждало сделанный ею вывод. «Именно из-за склонности к бахвальству он и был пойман»,[445] – подчеркивала она. По ее мнению, обвиняемый имел обыкновение в каждой конкретной ситуации говорить то, что считал выгодным, не думая о далеко идущих последствиях. Таким приспособлением и объясняется его деятельность в Третьем рейхе. «Глуп Эйхман не был, – писала Арендт. – Одним из величайших преступников тех лет он стал вследствие крайнего безрассудства, отнюдь не тождественного глупости».[446]

Другое заявление, приведшее противников Арендт в ярость (ее даже стали упрекать в ненависти к собственному народу), касалось того содействия, которое оказывали нацистам еврейские советы на оккупированной территории. Они должны были предоставлять для транспортировки в концлагеря требуемое число людей. В ходе судебных слушаний свидетели, вызванные обвинением, сообщали, что нацисты до последнего обманывали евреев, заставляя тех, кто уже отправлен на Восток, писать домой письма, как хорошо им живется и работается. Вопреки здравому смыслу, всем очень хотелось в это верить, и они верили.