Искусники - Пэт Кэдиган

Игровая программа была достаточно сложна, намного изощреннее, чем он считал возможным увидеть в «Диверсификации», но если бы только удалось заставить ее принять вводимые им элементы без завала, тогда могло выйти нечто большее, чем просто втиснуть туда скопированные фантазии самого перца. Можно будет поговорить. Эй, ты, с членом в руке. Можно будет его предупредить.

Аранжировку одного из хитов Ударника под названием «Кого ты любишь?» делал Тео. Сугубо на синтезаторе, конечно. Он бы в сумерках не отличил гитару от любовницы. Если предположить, что таковая у него была. Но надо отдать ему должное: при всех синтезаторских ухищрениях ему удалось сохранить присущий вещи надрыв, словно сорок семь миль продираешься через колючую проволоку с коброй на шее.

Протолкавшись через танцующих на пятачке к показавшейся знакомой фигуре – голова скачет вверх-вниз – кладешь ему руку на плечо, чтобы он обернулся и не ускользнул на этот раз.

Кого ты любишь?

Куколка, скажи-ка еще раз – я что-то не расслышал.

Прости, обозналась, хотя и этот вполне ничего, в другой раз даже можно было бы тут задержаться, представив на минуту, что это все же он. Вместо этого выбираешься обратным ходом наружу, где воздух еще не остыл от дневной жары. Кто-то, стоя на обочине, отбивает ритм палочками на крыше брошенного лимузина.

Кого ты любишь?

Куколка, спроси еще разок, видать, не слышала того, что видел я.

(Мерзкий мост, все вниз и вниз, каждый шаг с грохотом отдается в голове, когда же он кончится? Но надо двигаться дальше).

У заведения «Стань кем хочешь» вдруг замечаешь его: стоит к тебе спиной и разговаривает с женщиной в серебристом кимоно, чьи волосы пламенеют адским огнем, а та постепенно затягивает его внутрь, за занавеску из колючей проволоки, с которой еще капает кровь предыдущей жертвы. Успеваешь схватить его за руку, и тут он оборачивается.

Кого ты любишь?

Что, куколка, ты все ко мне с этим вопросом? Верно, ослышалась вначале.

Даже если это и был он, теперь это другой, хотя выглядит неплохо, даже жаль отпускать его за этот занавес. Он явно не знает, что его там ждет, можно бы его спасти, пусть на время, но все же он – не тот.

(Снова мост, зловещий стук преследует до самого его конца, а там та же личность барабанит, только теперь по золотым мусорным бакам. Золотой мусор не перестает быть мусором. Вперед).

Кого ты любишь?

О, куколка, еще бы не хотеть тебе узнать?

Сегодня они все выбрались из-под пирса, все до единого, специально поджидали – знают, за кем ты сюда пришла, но они явились за тобой. Руки их соскальзывают, не могут уцепиться, ты бежишь еще слишком быстро, но когда-то придется сбавить ход, им надо просто подождать. Потом начинаешь вглядываться в лица: слава Богу, не он, и этот, и этот тоже, тоже не он, но вон там, впереди, наверху…

И тут прямо перед тобой взрывается огненный шар, и все вдруг становится другим, будто попала в совсем иные края.

Если двигаться быстро, не сбавляя шага, пламя не обожжет, по крайней мере – это. Да и вообще, что ты собиралась тогда предпринять? Некуда тебе было деться, у тебя – свои обстоятельства, у него – свои. Получила то, что и должна была, и, черт возьми, этого у тебя не отнять, оно не источилось временем, не иссякло в ожидании того, что могло произойти, но не случилось. И это лучше, чем у многих, когда светильник перестает даже коптить и едва-едва теплится.

Кого…

Хотели бы они тебя сцапать, но теперь расступаются, как воды Красного моря, одна за другой протянутые руки исчезают в темноте.

Кого ты…

Он напрягается, лежа на песке, хочет подняться, но вязкий песок тянет его назад.

Кого ты лю…

Вперед не дает пройти преграда из чужих рук. Прорваться можно, но только если действительно, по-настоящему этого хочешь. Вопрос только в том,

Кого ты любишь?

И хочешь ли по-прежнему?

Кого ты любишь?

И хочешь ли по-прежнему?

Кого ты любишь?

Скажи мне, куколка, сама,

Кого ты…

И хочешь ли…

…ты любишь?

…по-прежнему?

Он поднимается на ноги, когда ты подбегаешь к нему.

Кого ты по-прежнему хочешь любить?

Его. Но, знаешь, и все остальные хотели того же.

Смех затихает в темноте.

* * *

Тео снял видеошлем и посмотрел на нее, медленно вдохнув и выдохнув.

– Опасный ты человек, Джина.

Джина подняла плоский экран, на котором просматривала запись.

– То есть, тебе понравилось?

Он зарылся пятерней в подстриженную лопатой оранжевую бороду («Цвета жженой охры, а никакую не оранжевую. Не называй ее оранжевой. Я платил за жженую охру, а не за долбаный оранжевый цвет»), глаза уставились куда-то вдаль.

– Может, это доведет кого-нибудь до смерти, и нас всех привлекут за подстрекательство, но… – Он пожал плечами и начал стягивать виртукостюм. – Сними это с меня, пока я совсем в нем не задохнулся.

Джина быстро стянула с него костюм, бросила в руки одежду и стояла, повернувшись к Тео спиной, пока тот одевался.

– Чего это ты? – игриво спросил он. – Ведь я, бывало, чуть ли не каждый день нагишом расхаживал по «Ай-Трэкс».

– Уже кушала это на обед, – пробормотала она.

– Что-то рановато для обеда.

– Значит, на завтрак.

– Но завтракала ты наверняка не здесь.

Она задала консоли копировать видео Тео и отправила одну из копий в очередь на выпуск. Заметно было, как оно несколько раз по дороге задерживалось, прежде чем действительно достичь позиции выпуска: каждая затычка по дороге должна была просмотреть и одобрить, включая Риверу. Пусть пожует чуток, посмотрим, как это будет сочетаться с его привычной диетой из рекламных клипов.

– Слышала, что я сказал? Ты тут не завтракала.

Да нет.

– Напугало меня твое видео.

Нахмурившись, она поглядела на него через плечо.

– Видео твое, – повторил он, натягивая жилет поверх рубашки. – До смерти напугало.

– Тебя все пугает, Тео. Такой трусливой задницы еще поискать.

Он подошел ближе и ухмыльнулся.

– Хочешь проверить, удастся ли тебе внушить этой заднице настоящий страх Божий?